Неумение разбираться в сложных вопросах политики присуще, к несчастью, не одним мексиканцам.
В первое время существования Мексиканской республики эти плевелы с необыкновенной силой разрастались на пользу Санта-Аны. Его свергали и прогоняли бесчисленное количество раз, и вот он снова был призван, к великому удивлению нации, а впоследствии и историков. Объяснение, однако, весьма просто: вся сила его могущества заключалась в порожденной его политикой деморализации, милитаризме и отвратительном шовинизме, последнем в особенности.
Разделяй и властвуй — политическое правило столь же древнее, как и сам деспотизм. Лесть как средство укрепления власти — тоже путь достаточно известный. Этот-то последний путь и был избран Санта-Аной, который не упускал случая польстить народному самолюбию и кончил унижением и посрамлением нации, как это случилось во Франции несколько лет тому назад и как может случиться со всяким народом, если его идеалы не превышают удовлетворения, получаемого от самовосхваления. Диктатор Мексиканской республики имел в то время притязания на титул императора и преследовал эту цель ревностнее, чем когда-либо. В действительности он пользовался императорской властью, растоптав свободу в стране. Чтобы подготовить своих подданных к задуманным им переменам, он решил поразить их воображение обрядностями чисто военного характера. К титулу правителя государства Санта-Ана прибавил еще и звание главнокомандующего. Дворец его и внутри и снаружи походил на крепость. У всех дверей стояли часовые.
В тот день, когда Сантандер посетил Аккордаду, диктатор сидел в зале, где была назначена аудиенция его приближенным. Официальные дела закончились, он оставался один. В зал вошел дежурный адъютант, положил на стол диктатора визитную карточку. — Да, я могу принять его, — сказал тот, взглянув на нее.
Посетителем оказался Карлос Сантандер.
— А, сеньор Сантандер! — весело приветствовал его диктатор. — Чем обязан удовольствием? Судя по вашему торжествующему виду, новая победа?
— Экселлентиссимо!..
— О, не скромничайте! Говорят, вы счастливейший из смертных?
— Уверяю вас, даже напротив… Это только наговоры…
— Я и сам достаточно видел. Например, ваше ухаживание за прелестной особой, которую вы, кажется, знали еще в Луизиане?.. — Он устремил на Сантандера испытующий взгляд, точно сам сильно интересовался особой, на которую намекал. Избегая его взгляда, Карлос уклончиво ответил:
— Ваше превосходительство очень добры, уделяя мне столько внимания.
— Вот как! Вы даже не находите нужным отрицать эти догадки! Ха-ха-ха! Великий управитель, откинувшись в кресле, захохотал.
— Да, сеньор Карлос, ваши любовные похождения мне хорошо известны. Но я далек от мысли осуждать вас за это. Живя сам в стеклянном доме, я не могу бросать камни в стекла другим. Ха-ха-ха!
Его смех и взгляд показывали, что ему очень льстит слава дон Жуана.
— Впрочем, ваше превосходительство, не все ли равно, что подумает свет, лишь бы совесть была спокойна.
— Браво, брависсимо! — вскричал Санта-Ана. — Карлос Сантандер проповедует мораль! Нет, это уж слишком! Ха-ха-ха!
Полковник был немного озадачен, не понимая, к чему клонится разговор, и решился, наконец, заметить:
— Меня крайне радует, что ваше превосходительство находится сегодня в таком хорошем расположении духа.
— Уж не потому ли, что вы намереваетесь меня о чем-то просить? -Санта-Ана любил отпускать довольно обидные замечания. — Кстати, скажите, откуда у вас шрам на щеке? Я давно хотел спросить об этом.
Вопрос заставил Сантандера покраснеть.
— Это последствие дуэли, — сказал он.
— Где?
— В Новом Орлеане.
— О, это город дуэлей, я знаю, так как жил там некоторое время. Санта-Ана побывал в Соединенных Штатах после сражения при Сан-Гиацинте, где был взят в плен и отпущен под честное слово.
— В Новом Орлеане встречаются удивительно искусные дуэлянты. Но кто же был вашим противником? Надеюсь, вы ему отплатили как следует?
— Даже более того.
— Вы убили его?
— Нет, но это зависело не от меня, а от моего секунданта, упросившего меня пощадить противника.
— А что же было причиной ссоры? Впрочем, что же тут спрашивать? Конечно, замешана женщина.
— Виноват, ваше превосходительство, наша ссора имела совсем другую причину.
— Какую?
— Я собирался посвятить свое оружие славе Мексики и ее достойного правителя.
— В самом деле, полковник?
— Ваше превосходительство не забыли знаменитую кампанию партизан…
— Да-да, — прервал его поспешно Санта-Ана, точно не желая вспоминать о неприятном, — значит, вы дрались с одним из них?
— Да, с их капитаном.
— И что же с ним сталось? Он воевал под Мьером?
— Да, ваше превосходительство.
— Убит там?
— Взят в плен. — Расстрелян? — Нет.
— Значит, он должен быть здесь? Как его фамилия?
— Керней, он ирландец.
Выражение лица Санта-Аны говорило о том, что это имя ему известно. Действительно, как раз в то утро дон Игнацио приходил ходатайствовать о помиловании Кернея и освобождении его из тюрьмы, но решительного ответа министр не получил. Вся эта история показалась диктатору подозрительной. Не упомянув, однако, ни о чем, он только спросил Сантандера:
— Этот ирландец в Такубае?
— Нет, он в Аккордаде.
— Так как техасские пленные находятся в вашем ведении, то вы, вероятно, о нем и пришли просить? Чего же вы желаете?
— Вашего разрешения наказать этого человека, как он того заслуживает. — За шрам, которым он украсил ваше лицо? Вы сожалеете, что не ответили ему как следует? Не так ли, полковник?
Сантандер, покраснев, сказал:
— Это не совсем так. Он должен быть наказан по другой причине.
Санта-Ана пристально посмотрел на Сантандера.
— Этот Керней, — продолжал полковник, — один из самых ярых врагов Мексики и вашей светлости. В одной речи он называл вас узурпатором, тираном, предателем, не раз изменявшим свободе и родине. Позвольте мне не повторять тех оскорблений, которыми он вас осыпал.
Глаза Санта-Аны блеснули гневом.
— Черт возьми! — вскричал он. — Если вы говорите правду, то можете делать с этим ирландцем все, что хотите. Расстреляйте его или повесьте, мне безразлично. Впрочем, нет, подождите. Ведь в настоящее время у нас предприняты переговоры с министром Соединенных Штатов о техасских пленных. К тому же, Керней, будучи ирландцем, является английским подданным, и английский консул может втянуть нас в неприятную историю. Не следует его пока ни расстреливать, ни вешать. Поступайте осторожно. Вы понимаете меня? Полковник прекрасно понимал, что хотел сказать диктатор словом «осторожно». Все шло так, как хотел Сантандер. Когда он выходил из зала, лицо его сияло злобным торжеством. Отныне он мог унижать вволю того, кто унизил его!
