– Мы там завтрак готовим, – сказал я. – Если не хочешь, можешь с нами не есть, однако братцу моему лишний рот накормить не жалко.
– Вы убили моего папку! – ответил паренек, глотая слезы. – Сволочи!
– Да это мы так сказали, чтобы тебя отвлечь и разоружить.
Мальчишка обернулся и посмотрел на меня. От удара кожа у него на лбу лопнула, и на переносицу стекала струйка крови.
– Правда? – спросил мальчик. – Богом клянетесь?
– Для меня это пустое, поэтому нет, Богом не клянусь. Могу, однако, поклясться своим конем. Что скажешь?
– Так вы не встречали мужика на сивом мерине?
– Нет, не встречали.
Собравшись с силами, паренек полез ко мне через лавки. Я помог ему спуститься на землю и за руку отвел к костру, поскольку ноги у мальца подгибались от слабости.
– Вы посмотрите, кто сбежал от одинокой смерти! – жизнерадостно воскликнул Чарли.
– Верните винтовку, – потребовал малец.
– Мужайся, парень, тебе грозит отказ.
– Отдадим винтовку, когда поедем прочь, – пообещал я и передал пареньку тарелку, полную бекона, бобов и лепешек. Еду он принял, однако есть не стал. Только таращился на нее с таким видом, будто угощение вызывало в нем жуткую скорбь.
– Что не так? – спросил я.
– Надоело, – произнес паренек. – Меня постоянно лупят по голове.
– Скажи спасибо, что я не снес ее пулей, – сказал Чарли.
– Больше мы тебя не ударим, – вставил я. – Ты, главное, не хитри. А пока ешь, не то остынет.
Паренек смел еду с тарелки и, немного погодя, ее выблевал. С голоду его желудок отвык принимать твердую пищу, и теперь малец сидел и смотрел на полупереваренный завтрак, размышляя, поди, не проглотить ли его обратно.
– Слышь, парень, – предупредил его Чарли. – Только тронь свою рвоту, и я застрелю тебя.
Тогда я отдал мальчишке бóльшую часть своей порции, велев есть медленно, а после прилечь на спину и дышать глубоко. Выполнив указания, паренек откинулся на спину и пролежал спокойно минут пятнадцать. Его не вырвало, но желудок продолжал возмущаться.
– А как же вы? – садясь, спросил меня парень. – Голодным останетесь?
– Мой брат постится во имя любви, – ответил Чарли.
Вот уж не думал, что братец прознал о моем новом режиме питания. Покраснев, я не мог посмотреть ему в глаза, ответить на лукавый взгляд.
Мальчишка вопросительно взглянул на меня.
– У вас есть подруга?
Я не ответил, и он мне признался:
– Я себе тоже подругу завел. Ну, то есть она была моей подругой, когда мы с папкой уезжали из Теннеси.
Чарли спросил его:
– Как вышло, что ты сидишь тут один, без еды и лошадей, на трех повозках?
– Нас было много, и мы ехали работать на берегах рек в Калифорнию. Я, мой папка, его два брата – Джимми и Том, друг Тома с женой. Она первой померла: ела, ела, а еда в ней не держалась. Папка говорил: нельзя было тащить ее с собой. Думаю, он правильно говорил. Мы ее похоронили, поехали дальше, и тут приятель Тома говорит, что не может ехать дальше. Берите, мол, все: и повозку, и инструменты, а ему, мол, надо домой и там поскорбеть. Мол, сердце его разбито. Только он отъехал на четверть мили, как дядюшка Том выстрелил ему в спину.
– Сразу после похорон жены? – спросил я.
– Нет, дня два прошло. Дядюшка Том не хотел убивать друга. Он сказал, что просто припугнуть хотел, для смеху выстрелил.
– Как-то не смешно получилось.
– Да он по жизни был недобрый. И умер он следующим. Подрался в салуне, и ему вспороли брюхо. Крови вылилось море. Она, как красный ковер, под ним растеклась. Сказать по совести, мы только обрадовались. С Томом нелегко было. И он лупил меня по голове больше других. Просто так, без причины. Пройдет мимо – стукнет, пройдет мимо – стукнет.
– Что же твой батя не велел ему прекратить?
– Папка мой вообще разговаривал мало и редко. Взрослые таких, как он, зовут, ну, замкнутый.
– Что было дальше? – спросил Чарли.
– А, ну, значит, Том погиб, мы продали его лошадь. Хотели и повозку продать – не вышло. Никто не брал ее, такую задрипанную. Пришлось впрячь двух волов да в три повозки. И что, вы думаете, случилось? Волы подохли: от голода, от жажды, ну и хлестали их плетьми только так. И вот, значит, остались мы с папкой и дядя Джимми. Впрягли мы лошадей в повозки, тащимся. Деньги тают на глазах, еда тоже. Мы переглядываемся и думаем одновременно: проклятье!
– Дядя Джимми тоже подлый?
– Нет, он мне нравился… пока не сбежал с деньгами две недели тому назад. Не знаю, куда он поскакал: на север ли, на юг, на запад или восток. Мы с папкой застряли здесь. Думали, как быть дальше. Потом, говорю же, с неделю назад папка отправился искать еду. Скоро он вернется, вот увидите. Правда, ума не приложу, что его могло задержать… А вам спасибо, что накормили. Вчера я почти подстрелил кролика, но их так трудно взять на мушку. Да и патронов у меня маловато.
– Гд е твоя мать? – спросил Чарли.
– Умерла.
– Прискорбно слышать.
– Ага, спасибо, но умерла она давненько.
– Расскажи про свою подругу, – попросил я.
– Ее зовут Анна, и волосы у нее цвета меда. Чище волос я в жизни не видел, и они такие длинные, что доходят ей до пояса. Я люблю ее.
– Твои чувства взаимны?
– Как это?
– Анна тебя тоже любит?
– Да вроде бы нет. Я пробовал целоваться с ней, обнимать, но она отбивалась. Последний раз даже обещала, что ее папка и братья побьют меня, если я снова к ней полезу. Вот погодите, она передумает, когда увидит мои карманы, полные денег. Золота в реках Калифорнии полным-полно: только заходи в воду и жди – самородки сами в лоток прыгают, что твои лягухи.
– Ты сам-то в это веришь? – спросил Чарли.
– Так в газете писали.
– Боюсь, тебя ждет жестокое разочарование.
– Мне бы поскорее до Калифорнии добраться. Устал сидеть здесь и ничего не делать.
– Недалеко осталось, – сказал я. – Калифорния как раз за тем перевалом.
– К нему-то и поехал папка.
Чарли расхохотался.
– Что смешного? – спросил паренек.
– Ничего. И папка твой поехал наловить пару фунтов скачущего золота. К ужину, поди, вернется и привезет готовых денег, вот увидишь.
– Вы моего папку не знаете.
– Серьезно?
Шмыгнув носом, паренек обернулся ко мне.
– Вы про свою подругу не рассказали. Какого цвета у нее волосы?
– Темно-каштановые, – ответил я.
– Скорее темно-навозные, – вставил Чарли.
– Зачем ты сказал это? – спросил я и посмотрел на братца.
Тот не ответил.
– Как зовут вашу подругу? – продолжал расспросы мальчик.
Я ответил:
– Это мне еще предстоит выяснить.
Паренек поковырял в земле палкой.
– Вы не знаете ее имени?
– Ее зовут Салли, – сказал вдруг Чарли. – И не тебе одному, парень, должно быть, интересно: почему это я знаю ее имя, а мой братик нет.
