Ознакомительная версия.
Летом следующего года против тетонов выступил генерал Хэрни. С шестьюстами солдатами — драгунов, пехоты и артиллерии — он вышел из Форта Ливенуорт и направился вверх по течению Платт-Ривер. В долине Блю-Уотер-Крик его разведчики обнаружили лагерь лакота. Это были южные брюле вождя Вакийи Зиткалы. Маленького Грома. В битве при Блю-Уотер солдаты уничтожили восемьдесят шесть индейцев, и семьдесят женщин и детей попали в плен… Хэрни лакота прозвали Сумасшедшим Медведем из-за этой резни… Так что у миннеконджу и брюле всегда найдутся счеты к Длинным Ножам.
— Все это понятно, — вздохнул я. — Злоба и жажда мести переполняют сердца, как белых, так и индейцев. Если белый обижает индейца, тот сделает все, чтобы отомстить. Когда он удовлетворяет себя, другой белый будет искать возможность наказать его за это. А краснокожий снова ответит ударом на удар… Какой-то замкнутый кровавый круг. Но кто-то ведь должен остановить это страшное колесо, Чарли?
Бент, покуривая трубку, в задумчивости покачал головой.
— Не знаю, Джо, не знаю… Слишком это далеко зашло. — Он взглянул мне в глаза. — Что касается меня, я озлоблен не меньше брюле или миннеконджу, и заноза в моем сердце сидит глубоко и цепко… Тебе легко говорить, тебя никто еще смертельно не обижал, ты не видел страданий и крови.
Вспомнив резню на Сэнд-Крик, я промолчал. Сказать тут было нечего.
Какое-то время мы еще оставались у костра, беседуя и попивая горячий кофе, а затем все разом устроились на ночлег, подложив под головы седла. Мои спутники укрылись одеялами, а я накинул на себя пиджак от костюма, в котором был на балу у Карстерсов. Впервые за много дней я мог спать совершенно спокойно: ночная стража военных отрядов никогда не теряла бдительности.
Поутру я был разбужен тем, что кто-то не сильно, но настойчиво толкал меня в бок. Открыв глаза, я увидел перед собой сидящего на корточках молодого индейца со свертком в руках.
— Чего тебе, воин? — спросил я спросонья.
— Васичу, Вахин Ханска — сичангу, кола, — ударив себя в грудь, произнес индеец.
— Очень убедительно, — кивнул я ему, не поняв ни единого слова.
Добродушное лицо краснокожего улыбнулось мне в ответ.
— Васичу… — снова начал он.
— Постой, приятель, — перебил я его. — Ни черта не понятно, о чем ты тут твердишь… Эй, Чарли, помоги разобраться с воином.
Бент проснулся, протер глаза и, зевая, спросил у индейца, что ему нужно. Тот повторил те же самые слова и ткнул пальцем в мой пиджак. Чарли с усмешкой перевел:
— Вахин Ханска, а это значит Длинная Стрела, брюле и твой друг.
— Очень приятно, знаешь, — сказал я. — А «васичу», что означает «васичу»?
— Бледнолицый, на языке лакота.
— Ага, — уразумел я. — И что же хочет от васичу Вахин Ханска?
— Ему, вроде бы, приглянулся твой пиджак.
— И я бы не сказал, что мне он противен.
Индеец опять заговорил, сопровождая слова красноречивыми жестами. Сначала он указал на мой пиджак и сделал движение, словно одевает его. Потом провел пальцем по заштопанным местам на моей одежде и, скорчив недовольную гримасу, односложно буркнул:
— Шича!
— Что? — я поднял глаза на Бента.
— Брюле не нравится твоя охотничья одежда.
— Мне тоже. И что он предлагает?
Состоялся быстрый диалог на лакота между индейцем и метисом.
— Не думай плохо о Вахин Ханске, Джо, — сказал мне Бент, положив руку на плечо индейца. — Он не попрошайка, и предлагает честный обмен.
Бент взял у индейца сверток и развернул его. Перед моим взором предстали замшевые штаны и куртка, красиво отделанные геометрической тетонской вышивкой и отороченные густой бахромой, а так же пара легких летних мокасин. Я не был глупцом, чтобы упустить шанс обменять костюм на удобную индейскую одежду и обувь.
— Ну что ж, — сказал я. — Балов в кочевьях шайенов не предвидится. Пусть брюле щеголяет в моем костюме перед красавицами племени.
Я достал из сумки брюки и вручил их вместе с пиджаком Вахин Ханске. Тот пытался сохранять приличествующий краснокожей расе равнодушный вид, но не долго. Он быстро облачился в костюм и с важностью прошелся перед собравшейся вокруг кучей соплеменников. Не совру, если скажу, что он смотрел на них, по меньшей мере, с превосходством.
Я последовал примеру, брюле и надел на себя обновку, только в отличие от него, не стал важничать перед своими спутниками. Проснувшаяся Лаура подошла ко мне и, потрогав замшу, с удовлетворением произнесла:
— Отличная выделка, мистер Кэтлин. Индейские женщины — прекрасные мастерицы… — Она посмотрела на ручей. — Надо бы освежиться перед дорогой.
Когда она пошла к берегу, я окликнул её:
— Лаура, Вы не будете против, если мы пройдемся вместе?
— Отчего же? Присоединяйтесь! — Она махнула мне рукой.
За всю дорогу от ранчо Карстерсов я почти не был с ней наедине, а если и выдавалась такая возможность, то я сразу тушевался, не находил слов и, используя любой предлог, скоро ретировался. В общем-то, это было на меня не похоже. Как уже говорилось ранее, я имел на своем счету не мало амурных похождений. Но в том-то, наверное, и было закавыка, что любовью в них и не пахло. Я легко завоевывал женщин и с такой же легкостью забывал о них на следующее утро. Здесь было все иначе. Я никогда не верил в такое понятие, как любовь с первого взгляда. Не верил, пока на главной улице Канзас-Сити не увидел прекрасную незнакомку. С тех пор в моем сердце поселилась застенчивость, от которой я долго не мог отделаться.
После того, как мы ополоснулись, Лаура, вышла на берег и, сорвав с земли травинку, присела рядом с высоким тополем.
— Присаживайтесь, мистер Кэтлин, — пригласила она меня. — Мы можем посидеть здесь с Вами, пока Чарли будет готовить завтрак.
Ох уж это её извечное «мистер Кэтлин», из-за которого вся моя храбрость уходила в пятки! Надо было с этим кончать, и я нашел в себе смелость высказаться:
— Лаура, мы с тобой так давно путешествуем, что пора бы уже называть меня просто Джо… Поверь, тяжко общаться с хорошенькой девушкой, величающей тебя мистером.
— Ну. я думаю, — сказала она, — действительно пора… Джо.
И тут, на берегу Лоджпол-Крик, я наконец-то почувствовал себя легко и свободно с Лаурой. Подавив свою застенчивость, я уже мог с ней не только просто разговаривать, но даже шутить и любезничать. Я рассказал, по её просьбе, о своем детстве в Сент-Луисе. Она любезно поделилась воспоминаниями о своих детских годах. Правда, её рассказ был пропитан грустью. Я видел блестевшие на её ресницах слезы, когда она упоминала несчастных родителей и брата.
По зову Бента. мы вернулись на стоянку и после завтрака снова двинулись в путь.
Ознакомительная версия.
