— Но скажи, дорогая, что я могу надеяться! — взмолился он.
— Это твое неотъемлемое право — надеяться. Конечно, если ты действительно любишь меня, — ответила она, посмеиваясь, повернулась и исчезла в палатке. — Спокойной ночи!
На следующее утро Колби взял Уэйнрайта с собой. Глубоко в своем сердце он затаил решение избавиться от ненавистного соперника. Но как? Бригадир решил выбрать для поездки наиболее опасные и дикие территории и скакать до изнеможения, на износ лошадей. Если хлыщ погибнет, можно будет списать его смерть на какую-нибудь случайность или даже на индейцев. Никто не сможет доказать вину Колби. С другой стороны, ревнивцу и самому не хотелось обвинять себя в том, что Уэйнрайт мертв. Однако в последний момент план Колби был сорван Элиасом Хендерсом и Дианой, которая захотела поехать вместе с ними.
— Вы с Уэйнрайтом езжайте вперед, — сказал Хендерс, — а уж мы с Дианой следом за вами.
Бригадир молча кивнул, пришпоривая мустанга. Уэйнрайт также молча поскакал с ним рядом. Сложившееся сочетание не устраивало ни того, ни другого. Каждый обдумывал план, как бы оставить соперника в обществе старого Элиаса Хендерса, а самому остаться с девушкой, хотя в иных обстоятельствах любой из них был бы в восторге от перспективы провести день в компании босса «Заставы Y».
— Изумительное утро! — воскликнул Элиас Хендерс, обращаясь к дочери. — Может, в некоторых отношениях Бог и обделил Аризону, но в одном он одарил ее щедро — вряд ли где-то еще во всем мире может быть такое же чудное утро.
— Да, разве может быть где-то еще такая же красота? — воскликнула Диана в ответ.
— Это утро пьянит почти как вино, — заключил старик и перешел на другую тему: — Кстати, Бык ведет себя хорошо, не правда ли? Не похоже, чтобы он прикасался к спиртному с той ночи у Хэма.
— При этом он очень прилежно работает, — добавила девушка.
— Он всегда хорошо работал. Это лучший ковбой, какого я видывал. Вряд ли во всех семи округах штата найдется кто-то, кто сможет лучше объездить лошадь, заарканить ее, заклеймить, определить ее возраст или вес, или ухаживать за скотом, в каком бы состоянии он ни был. Никто не знает и пастбищ так, как он. Да вот хотя бы позавчера — один парень с Красных Гряд спросил у него совета по поводу своего пастбища. Так он, как выяснилось, знает его лучше хозяина.
— Действительно, он великолепен, — подтвердила Диана. — Я люблю смотреть на него, когда он в седле — прямо-таки просится на картину. Я всегда гордилась, что у нас работает такой человек. Надеюсь, что больше он пить не будет.
Элиас Хендерс покачал головой.
— Боюсь, ты заблуждаешься, — вздохнул он. — Пить он не бросит. Если уж какой-то порок входит у человека в привычку, то ему нужен стимул, чтобы остановиться. А у Быка такого стимула нет. Разве что работа. Но когда, скажи мне, столь жалкий повод удерживал мужчину от пьянства, а особенно такого, как он — ведь он лучший ковбой во всем штате! Нет такой фермы, которая не наймет его, трезвого или пьяного. Последнее время, Ди, он хотя бы возле тебя не сшивается… Я этому, честно говоря, рад. Не хотел бы, чтобы ты интересовалась парнями вроде Быка. Конечно, болтуны мне не нравятся, но и такие молчуны, как он, — тоже. Боюсь, на его совести есть что-то, что вынуждает его держать язык за зубами.
— Как ты думаешь, что произошло вчера ночью после твоего ухода? — внезапно спросила Диана.
— А что случилось? — спросил Хендерс.
— Джефферсон Уэйнрайт сделал мне предложение.
— Не может быть! И что же ты ему ответила?
— А что я должна была ответить?
— Это зависит от того, что ты думаешь о нем.
— Папа, скажи честно: хотел бы ты видеть его своим зятем?
— Если ты его выберешь, то и мне он будет по душе. Боже мой, да выбери ты хоть самого дьявола, я бы и тогда не протестовал.
— Прекрасно! Он действительно не так плох, как остальные? — воскликнула она со смехом.
— Я вовсе не имел в виду принизить его. По-моему, он весьма приятный парень. Он способен дать тебе все, а главное, может ввести тебя в круг людей, равных тебе, к которому ты принадлежишь по праву рождения. Ты не будешь вынуждена стыдиться его… В общем, все бы хорошо, да только мне не нравится его папаша.
— Да, его отец — и вправду препятствие, — согласилась она.
— Но ты его любишь? — переспросил отец.
— Не знаю. Я так ему и сказала. Он-то хочет, чтобы мы поженились еще до нашего отъезда на восток и чтобы все мы поехали вместе.
— Отличная идея — взять меня с собой в свой медовый месяц! Можете исключить меня, я не обижусь. Если другой мужчина собирается везти тебя на восток, то я, вероятно, могу и не ехать.
— Но я еще не собираюсь никуда с ним ехать. Я сказала ему, что дам ответ до нашего отбытия.
— Хорошая мысль — в том случае, если он действительно собирается жениться на тебе. А если это был минутный каприз? Тогда ты упустила свой шанс, — добродушно подшутил над дочерью Хендерс. — Впрочем, поговорим о другом претенденте, а именно о Холе. Мне кажется, что ветер дует скорее в его сторону? Я прав?
— Может быть, и прав. — Девушка усмехнулась. — Когда я с одним, мне нравится он, когда с другим — другой.
— А когда оба рядом с тобой, кто тебе нравится больше? Ты не задумывалась об этом?
— Задумывалась. Понимаешь, когда мы просто болтаем, то Хол всегда проигрывает Уэйнрайту. Но когда они сидят в седле, все совершенно иначе.
— Но люди проводят семейную жизнь отнюдь не в седле, — с юмором напомнил ей отец. Она вздохнула.
— Я в ужасном затруднении, папа. Знаю только одно — что выйду замуж либо за Хола Колби, либо за Джефферсона Уэйнрайта.
— Либо за кого-нибудь еще, — заметил Хендерс.
— Нет, больше ни за кого! — твердо заверила девушка.
Было уже далеко за полдень, и они повернули обратно, подбирая по пути небольшие стада коров, которых они отгоняли из каньонов и ущелий вниз, на равнину. Элиас Хендерс и Диана ехали на приличном расстоянии от бригадира и Уэйнрайта, когда Хендерс повернул назад и поднялся на вершину небольшого холма, чтобы бросить последний взгляд на местность — не ускользнуло ли от внимания какое-нибудь затерявшееся стадо? Диана находилась на расстоянии нескольких ярдов от него, когда он натянул вожжи. Было очень тихо. Коровы находились довольно далеко и медленно двигались вниз по долине. Слышалось лишь чавканье неподкованных копыт в рыхлом грунте да приглушенный скрип поношенного седла. Она приближалась к отцу.
Вдруг раздался треск ружейного выстрела, и лошадь Хендерса замерла как вкопанная, а затем рухнула наземь. Хендерс, однако, упал удачно и был невредим. Он сразу выхватил револьвер.
