Гром снаружи грохотал просто жутко, молнии вспыхивали по две-три в минуту, как вроде пытались подпалить этот каньон. Дождь валил стеной, и при вспышках молний видно было, как блестят мокрые скалы.
А Кэп там внизу, в нашем лагере, один, а народу все прибывает, да все самого неприятного. Я уже понимал, что после такого дождя никому не взобраться по тому желобу-водостоку, и если не найдется другого пути наружу, так я здесь застрял. Да ещё с больной девушкой на руках...
Когда бульон сварился, взял я девчонку в охапку, посадил на постели и дал ей попить немножко. Она ничего не сознавала, как в горячке. Не иначе как добралась до пещеры из последних сил; но все ж таки она попробовала бульон, и он ей вроде пришелся по вкусу.
Чуть погодя она снова заснула.
У себя дома в Камберленде мы сами справлялись со всякими хворями и болячками, но в такую грозу не было у меня возможности выйти наружу и найти нужные травы, ягоды или корешки. Все, что я сейчас мог, - это не давать девчонке замерзнуть и подкреплять ей силы этим самым бульоном.
Может, она просто застудилась, и я молил небо, чтоб это не оказалось воспаление легких или ещё что похуже. Уж больно она ослабела, да и не питалась, видно, как следует. Своими силками она могла добыть сущую ерунду, а убить что-нибудь покрупнее, так у неё не было патронов. Но больше всего меня донимала мысль, как она вообще попала в это дикое безлюдное место, с самого начала.
Пока она спала, я обыскал пещеру и нашел стоптанные мужские сапоги и пальто, висящее на стене. Пальто я снял и укрыл её поверх одеяла.
Несколько часов спустя, когда ещё по-прежнему бушевала буря и молнии метались от пика к пику, она проснулась, огляделась по сторонам и позвала кого-то - только я не разобрал имени. Я ей ничего не мог дать, кроме этого бульона, но она его пила жадно, как грудничок материнское молоко.
Всю ночь я сидел возле очага и поддерживал яркий огонь на всякий случай, чтоб она не испугалась, если вдруг проснется в темноте. Ближе к утру буря выдохлась и с ворчанием уползла дальше в горы.
Я снарядил удочку и спустился к ручью. Шансы поймать что-нибудь после такой катавасии выглядели не очень обещающими, вода просто бурлила. Но я все равно забросил. И чуть погодя поймал форель, а потом ещё одну, примерно через полчаса.
Наверху, в пещере, эта рыжая девчонка спокойно спала; ну, я пока взялся за работу, почистил этих форелей и поджарил. Сварил кофе и вышел наружу.
Побродил вокруг - и нашел могилу. Я видел, что на самом деле это не выкопанная могила, а просто естественная трещина в скале. А после в неё накатили камней с обеих сторон и залепили щели глиной - она стала твердая как камень. Над могилой было нацарапано имя и две даты:
Х У А Н М О Р А Л Е С
1 7 9 О - 1 8 7 4
Выходит, он помер в прошлом году.
А это значит, что девушка прожила в этом каньоне совсем одна почти целый год. Неудивительно, что так ослабела.
Хуану Моралесу было восемьдесят четыре года, когда он умер. Слишком много, чтоб человеку лазить по горам с молодой девушкой. Судя по имени, он был испанец, но она вовсе не походила ни на одну испанскую девушку, что я в жизни видел. Слышал я, правда, разговоры, что среди них попадаются блондинки, так что, может, и рыжие бывают тоже...
Я вернулся обратно в пещеру и поглядел на свою пациентку. Она лежала с открытыми глазами, глядела на меня, и первое, что она сказала, было:
- Спасибо вам за оленину.
У неё были самые голубые глаза на свете.
- Мэм, - сказал я, - меня зовут Уильям Телл Сакетт, сокращенно - Телл, ну, а мясо, что я оставил, так это пустяк.
- Меня зовут Эйндж Керри, - сказала она, - и я невероятно рада, что вы меня нашли.
Единственное, чего я не мог понять, как это девушка такой красоты вообще могла затеряться тут.
Эйндж снова заснула, а я, подбросив веточек в огонь, вышел наружу и уселся у входа в пещеру. Только теперь мне представился случай как следует осмотреться.
Долина, где я нашел золото, была безлюдной, но мирной... а эта просто дикая. Отвесные черные скалы окружали её почти со всех сторон, изломанные тут и там, как будто могучая гора вздохнула когда-то с басистым громом и расколола эти утесы. Трещины тянулись сверху вниз до самой земли, уходили в осыпной склон, кое-где высились голые, без коры древесные стволы, они широко растопыривали сучья, и те белели на фоне скал, как руки скелета.
Поток пробирался через долину многими струйками, маленькими каскадами, то здесь, то там собирался в крохотное озерко - только для того, чтобы тут же свалиться вниз по естественному желобу, как будто обрывающемуся в пространстве.
Деревья, обрамляющие каньон, были карликовые и скрученные, наклонившиеся на одну сторону под действием преобладающих ветров, годы не прибавили этим деревьям росту, а лишь толщины да цепкости, чтоб крепче держаться за камень.
Оползни начисто срезали осиновые рощицы и свалили их грудами бревен и сучьев среди обломков и валунов на дне каньона. Глыбы и обломки скал, отколовшиеся от обрывистых стен, валялись у их подножия, потрескавшиеся и выветренные. Ровного места и не найдешь, только полоска арктического луга здесь или горной тундры там. Камни были, как коркой, покрыты лишайником зеленым, оранжевым, рыжеватым, черным, серым, вцепившимся в них навечно, чтобы постепенно превратить жесткие гранитные бока в почву, на которой со временем укоренится другая растительность.
Местами вдоль потока тянулись густо переплетенные заросли арктической ивы, а в тех местах, куда не доставало солнце, залегли по трещинкам полоски снега и льда.
Примерно за час до полудня из-за горы выглянуло солнце и согрело зев пещеры. Начали подтаивать снежные подушки, появились новые ручейки, я увидел нескольких горных баранов, спускающихся по узкой ниточке тропы. На горе напротив показался большой старый черный медведь. Если его подстрелить, то понадобится целый день, чтобы добраться туда, где он сейчас бродит. Во всяком случае, он на меня не обратил внимания.
Место было тихое, но все равно, ощущалось здесь что-то дикое и жуткое, я бы тут не смог усидеть. Да и мысли про Кэпа не переставали меня тревожить.
Еще часа через три Эйндж Керри снова проснулась, я вернулся и приготовил ей кружку кофе.
Она подняла на меня глаза.
- Вы себе представить не можете, как это вкусно. Я уже год не пила кофе.
- Вот что я понять не могу, - сказал я, - как вы вообще сюда попали? Вы приехали вместе с этим Хуаном Моралесом, что там похоронен?
- Это был мой дедушка. Они с бабушкой вырастили меня, а когда она умерла, он начал беспокоиться, что тоже умрет и оставит меня без ничего. У деда была старая карта, которая хранилась у нас в семье много лет, на ней было обозначено золото в горах Сан-Хуан, и он решил найти его для меня. А я настояла, что поеду вместе с ним.
