— Не важно. Он известный человек, а ты нищий бродяга. За твоей спиной стоит его брат с дробовиком.
Итак, меня окружили, схватили и выволокли на улицу. Через пять минут его братья накинули мне на шею веревку, закрепив ее высоко на суку, откуда я не мог бы упасть, не сломав себе шею. Они столкнули меня с седла усталой чалой лошади и оставили, чтобы я задохнулся и медленно умер, пока они будут пить в баре.
Но когда эта разъяренная орава удалилась, из-за кустарника вышла та самая индианка с мальчиком. Они перерезали веревку, сняли с моей шеи петлю и стояли рядом, пока я давился кашлем и боролся с удушьем. Чалый конь с прекрасным седлом и винтовкой в чехле будто ждал меня.
Мои собственные лошади находились в миле от меня в платной конюшне, а чтобы добраться до них, мне пришлось бы пройти через весь город. Когда я взял в руки уздечку и сунул ногу в стремя, индианка сказала:
— Плохая! Лошадь нехорошая! Плохая! Плохая!
— Может, и плохая, но это единственная лошадь, которая у меня есть. Мои лошади и оружие в конюшне, я туда не вернусь. — Вскочив в седло, я хотел поблагодарить их, но они молча повернулись ко мне спиной и скрылись в кустарнике.
Чалый резво побежал вперед, и я дал ему свободу.
— Ты быстрая лошадка, — похвалил я его. — Это мне нравится.
Я вытащил винчестер и проверил магазин… полностью заряжен. Мои револьверы не нуждались в проверке. Их бросили на землю, а потом, как с меня сняли петлю, их подобрал и отдал мне индейский мальчик.
В винчестере оставалась пустая гильза, и она упала на землю, когда я вставил другой патрон. Такая маленькая штуковина, а способна оборвать жизнь человека.
Дальше дорога разветвлялась, но лошадь взяла влево, и я не стал ей мешать. Мой путь начался влево и мог влево продолжаться, однако мне было жаль и снаряжения, и лошадей, что остались в городе, хотя они не были столь прекрасными, как мой теперешний конь.
Закрученная вихрем пыль танцевала на горячем солнце, а вдали мерцали и переливались волны теплого воздуха. На западе и сзади меня, упираясь в небо подобно сжатым кулакам, тянулись горы, голубые горы, очевидно поросшие соснами. Там собирались облака, намекая измученному жарой путнику на долгожданный дождь, но всегда обманывая его. Однако моя лошадь легко бежала на юго-восток, вскидывая голову и радуясь расстоянию, и перед нами открывались необозримые дали. Моя новая лошадь действительно обладала изяществом и скоростью. Интересно, кто ее хозяин? На таком коне только гарцевать на параде.
Оглядываясь назад, я не видел никакой пыли, свидетельствовавшей о погоне. Тем не менее я знал, что представляли собой эти люди, — они снова придут, чтобы вздернуть меня, и на сей раз уже не промахнутся. Я должен скрыться или сражаться. Но их слишком много, чтобы я мог справиться с ними в одиночку. Все же я не гнал чалого, потому что он был хорошей лошадью, нельзя его угробить, и к тому же стояла ужасная жара.
Когда в очередной раз я посмотрел назад на дорогу, чалый свернул с пути на полынь. Похоже, он знал, куда направляется, и я позволил ему решать самому, куда идти. Должно быть, ему было известно, где есть хорошая вода, а мне нет.
Дымка сгущающихся теней придала далеким горам, к которым я приближался, более четкие формы. Скоро наступит вечер. Меня по-прежнему никто не преследовал, и я начал нервничать.
Что случилось? Неужели они не знают, что мне удалось Удрать? Хорошо знакомый с порядками на Западе, я мог дать голову на отсечение, что не пройдет и часа, как они выследят меня. Или им известно что-то, о чем я не догадываюсь, и сейчас они скачут верхом по другому маршруту, чтобы перехватить меня? Я еду в западню?
Сколько я преодолел? Пятнадцать миль? Двадцать? Все, о чем я мечтал сейчас, — это разбить лагерь, пусть у меня нет одеял, еды и воды. Лошадь нуждалась в отдыхе так же, как и я, более того, мне давно следовало сориентироваться и определить, куда направиться.
В сгущающихся сумерках все казалось таинственным.
Один раз, когда я попытался свернуть с темной дороги, чалый запротивился и потянул назад.
— Что случилось, парень? Ты что-то знаешь, чего не знаю я?
Пройдя дальше еще почти милю, конь неожиданно оставил тропу и поскакал вдоль реки прямо в горы.
— Ну что ж, попробуем тебе поверить, надеюсь, ты не промахнешься, — ободрил я чалого.
Тут он опять развернулся и пошел через кедровник, а спустя немного времени вдруг нырнул вниз и вошел в густую тень леса.
С минуту я сидел в седле, вслушиваясь в тишину. Ни одного постороннего звука — только журчание воды да шелест листьев. Над моей головой быстро несущиеся грозовые облака пожирали звезды. Где-то далеко грохотал гром.
Слева от меня что-то чернело — по-видимому, какой-то проход. Я осторожно слез с лошади и, держа поводья в руке, направился к этому широкому темному проему.
Ни звука. Я решил рискнуть и чиркнул спичкой, подняв ее над головой. Пещера! Неглубокая пещера, скорее грот, вымытый водой и представлявший собой естественное укрытие. Она была пуста.
Заведя чалого внутрь пещеры, я привязал его к торчавшему обломку скалы и пошел собирать ветки под деревьями, надеясь не прихватить вместе с ними змею.
Набрав немного топлива, развел костер и огляделся вокруг. На глазок пещера имела размер футов двадцать. Чуть больше половины ее уходило под землю. С одной стороны вход в нее, над которым навис мощный уступ, прикрывала скала.
В том месте, где я развел костер, уже не раз до меня горел огонь. Снова оглядевшись, я вдруг догадался, куда попал, и выругался про себя. Нет, я здесь никогда не был, но по пути слышал немало историй о Гостинице Ковбоя — так называли это место. Десятки дрейфовавших мимо ковбоев проводили ночи в этом удобном укрытии с водой и топливом. Если я не ошибаюсь, прямо за деревьями расположен луг. Трава там не очень хорошая, но все же корм для голодной лошади.
Сняв веревку с седла, я привязал чалого к колу на траве у воды. Он напился, посмотрел на меня, навострив уши, и я мягко заговорил с ним.
— Подозреваю, что мы с тобой одного поля ягоды, — сказал я. — Но хочу, чтобы ты знал одно: в своей жизни я сделал много разных глупостей, однако никогда раньше не воровал лошадей. — Я бросил собирать ветки для костра, распрямился и задумался над своими словами. Я не мог вспомнить ни одной своей лошади. Разумеется, когда человек спешит…
Тем не менее кому принадлежал чалый? Почему они не увели его, подвесив меня на суку? Озадаченный, я зажег небольшой факел и подошел поближе к лошади. Чалый при свете огня встревоженно косил на меня глазом.
— Все в порядке, парень. Я просто хочу взглянуть на твое клеймо.
Клеймо стояло на левом бедре. Я глянул, потом посмотрел внимательнее снова. Какое ужасное клеймо! Ставить его на такого чудесного коня! Чудовищное клеймо!
