В своих мечтах он видел себя рыцарем в блестящих доспехах, отправившимся на поиск златовласой принцессы. Он не был ни дураком, ни слепым фантазером. Просто в его честном и благородном сердце жила прекрасная, светлая мечта, мечта, в формировании которой его сестра и я, да простит меня Бог, сыграли не последнюю роль.
И вот он повстречал свою принцессу. На ее месте могла оказаться любая из тысячи юных чаровниц, живущих в сотнях городов, разбросанных по стране, но его час пробил здесь, и златовласой принцессой оказалась та девушка, которую он только что увидел.
Банион вышел из салуна и задержался около меня.
— Тяжелый перегон, Кон?
— Обычный… может, почаще нападали индейцы.
— Ты первый нынче на перегоне.
— Бэн, — спросил я, — там, возле лавки, стояла девушка, высокая, стройная, хорошенькая девушка с золотистыми волосами. Не знаешь, кто она?
— Держись от нее подальше.
— Речь не обо мне. Молодой Ланди.
Банион вытащил сигару изо рта и внимательно обследовал ее, прежде чем ответить.
— Скажи этому мальчику, Кон, чтобы держался на своей стороне улицы. Это дочь Эрона Макдональда.
Вывеска на лавке, в которую она вошла, гласила: «ЭМПОРИУМ МАКДОНАЛЬДА».
— Малыш отличный парень, — заметил я. — Если бы у меня была сестра, я бы только радовался, что Том к ней неравнодушен.
Банион засунул потухшую сигару обратно в рот и поджег ее.
— Том Ланди из Техаса. К тому же погонщик скота. Для Макдональда он на полгроша дешевле краснокожего.
— Черт с ним.
— Хорошо… но прими мой совет. Предупреди Тома, пусть отступится.
— Ты когда-нибудь пробовал разговаривать с юнцом, только что встретившим девушку, без которой, как ему кажется, он не может жить?
— Эрон — упрямый фанатичный старый пуританин. — Банион настаивал мягко, и сам этот факт кое о чем мне говорил. — У него есть торговый центр и банк, он владелец земельного участка по берегу реки и проката беговых лошадей. Его дом — самый лучший в городе, с лужайкой в палисаднике, обнесен бревенчатым забором. Он приехал сюда восемь месяцев назад и проходит мимо меня два-три раза в день, но ни разу не заговорил. Ни разу не снизошел до того, чтобы заметить мое существование. — Банион помолчал, а потом продолжил: — Хочу, чтобы ты кое-что понял, Кон. Я знаю, что он чувствует, и не скрываю это от него. Он выходец с Востока. С тех пор как его нога ступила в город, дальше кладбища и носа не высовывал. Приехав на Запад, все деревенские привычки и обычаи не преминул захватить с собой. Человек крутой и, только без обид, Кон, считает скотоводов дикой беззаконной толпой.
Мне пришлось улыбнуться, преодолев себя. Конечно, некоторые из нас вели недостойный образ жизни и не признавали закон… Дикий Запад все еще остается страной беззакония, но…
— Том хороший парень, — повторил я, — один из лучших.
— Но не для Эрона Макдональда, только не для него. Надень сапоги со шпорами, и для Макдональда станешь дикарем. Он уверен, что скотоводство — дело прошлое и, чем быстрее мы от него избавимся, тем лучше. Нравится тебе или нет, многие здесь думают точно так же, как и он.
— Избавиться? Да они не в своем уме!
— Они склоняются к фермерству, Кон, хотят уничтожить скотоводство, а когда придет черед, и бизнес, подобный моему.
— Ставят телегу впереди лошади. Если хочешь знать мое мнение, пройдут годы, прежде чем в этой стране появится достаточно фермеров, чтобы прокормить город.
— У них другой расчет.
Кэйт Ланди вышла из гостиницы. Я извинился и отправился поболтать с ней.
Кэйт была симпатичной женщиной — высокой, стройной и грациозной. Все превратности судьбы первого поселенца на окраине Техаса нисколько не изменили ее. Нежное лицо ее, будто искусно вырезанное из кости, украшали большие темные глаза… Но было что-то несгибаемое в Кэйт Ланди, какая-то сталь характера, закаленного в жесточайших испытаниях. Только двое знали, что довелось ей пережить… Вернее, только один, поскольку второй был еще слишком молод, чтобы оценить все события по достоинству. И значит, оставался только я.
— Доброе утро, Кон, — приветствовала меня Кэйт. — Как стадо?
— Отлично. Я оставил там Приста и Нэйлора с Д'Артагэ.
— Ты уже позавтракал?
— Кофе… Думаю, мне лучше зайти и поговорить с ним сначала. Хардеман внизу, у загонов. Он может справиться с пятью сотнями голов сегодня, но нам придется пасти большую часть стада, пока он не достанет еще повозок.
— Травы хватит.
— Да… все в порядке.
— Ты чем-то обеспокоен? В чем дело?
— Том. Он положил глаз на дочь Эрона Макдональда и сейчас чистит перышки, чтобы за ней приударить.
— Ты хочешь сказать, что она ему не пара? Да?
— Она живет в северном квартале.
Минуту-другую Кэйт молчала, и мы вдвоем стояли на самом солнцепеке. В конце концов она предложила:
— Пойдем-ка, Кон, завтракать.
Мы свернули к ресторану, но Джон Блэйк в это время поднимался по дорожке, и мы остановились поприветствовать его.
На его квадратном волевом лице как льдинки сверкали голубые, холодные глаза, которые оценивали собеседника внимательно и осторожно. На нем ладно сидел аккуратный черный костюм с черным галстуком.
— Здравствуйте, — приветствовал он Кэйт. — Вы миссис Ланди?
— Да, а вы — Джон Блэйк.
Он подмигнул мне.
— А ты, должно быть, Кон Дюри.
Да, он знал мое имя. Немногие в этой стране скотоводов не знали его. До него могли дойти как хорошие, так и плохие слухи обо мне. Думаю, что, будучи Джоном Блэйком, он слышал их все. Таковы его обязанности.
— У тебя репутация неплохого погонщика, Дюри, и твои волы тому свидетельство. — Его беглый взгляд скользнул вдоль улицы, и затем полицейский перешел к сути дела. — Ваши люди не пьют спиртного?
— Да.
— Тод Муллой и Краснокожий Майк…
— И еще дюжина таких, как они. Все мировые ребята, Джон.
— Ты нарываешься на неприятности, Дюри.
— Команчи и кайова идут по тропе войны. Нужно быть дураком, чтобы не предвидеть неприятности.
— И все?
— Послушай, — сказал я раздраженно, — у Ланди хороший отряд, сплоченный отряд, который работает с ней уже давно. Наши погонщики — ее семья.
— Это правда, мистер Блэйк, — поддержала меня Кэйт.
Он недоверчиво кивнул, потому что не хуже нас понимал: когда погонщики не пьют — что-то не так, и хотел знать, чего можно ожидать.
Мы едва успели усесться в ресторане, как появилась она — прекрасная незнакомка, невозмутимая, сдержанная и немного более взрослая, чем я сначала подумал. Ей было лет девятнадцать или даже двадцать, возраст, которого редкая девушка достигает, не выйдя замуж. Кэйт бросила на нее беглый взгляд, затем посмотрела опять, но прежде чем она высказалась, дверь распахнулась, и вошел Том.
