Ознакомительная версия.
— Приятного путешествия! — учтиво произнес Дестри.
— Но вначале мне бы хотелось сказать тебе пару слов наедине.
— A стоит ли? — возразил Гарри. — Можно подумать, я не догадываюсь? Сейчас начнешь хныкать, как тебе будет плохо вдали от родного дома, как ты привык к Уому и все такое! Нет уж, поезжай с Богом, желаю удачи!
— Я никогда не вернусь! — уныло заявил Венделл, и сердце у него тревожно забилось.
— Конечно, это было бы затруднительно — по крайней мере пока в городе не утихнут разговоры.
— Дестри! — вдруг завопил доведенный до отчаяния Венделл. — Ну хоть теперь скажи, за что ты так меня ненавидишь?
— О чем ты, старина? Какая ненависть?! Не забивай себе голову подобными глупостями! Ну, похоже, на этом все. Ты получил назад свои часы. А у меня тут полно самой аппетитной на свете ветчины, и, если еще мне позволят выкурить цигарку, я готов сидеть до вечера! Уж очень охота поговорить!
Венделл, шатаясь, вышел из комнаты, казалось, он вот-вот лишится чувств. Когда шаги его замерли вдалеке, в комнате воцарилась гнетущая тишина, впрочем вскоре прерванная веселым щебетанием Дестри.
— А я, знаете ли, прошлым вечером завернул к Минниверу, да так и пролежал там под деревьями битый час! Глаз не мог оторвать, красота-то какая! Луна словно блюдце, хоть сейчас и не полнолуние, все холмы видны словно днем, а старый дом как на ладони! Он был весь освещен, будто во время бала, с веранды доносилась музыка — играли на банджо, да так сладко, что я чуть не заплакал. А потом вдруг наступила тишина, раздался женский смех. Будь я проклят, эта женщина смеялась так, словно лунный свет с мелодичным звоном рассыпался по глади озера. Ну, да Бог с этим! Мне недолго пришлось любоваться красотой, потому что Джерри, похоже, не собирался задерживаться — гнал как сумасшедший. И только когда озеро осталось уже позади, я вдруг вспомнил, что в этом месте когда-то в первый раз увидел тебя, Чарли. Тебе было всего пятнадцать, и твой отец, по-моему, именно в этот день впервые разрешил тебе потанцевать. Ты помнишь?
Она взглянула ему в лицо. Губы ее слабо искривились, в глазах одновременно были и горечь, и радость.
— Конечно помню, еще бы!
— Думаю, помнишь вечеринку, но ведь не можешь помнить…
— Гарри! — перебивая его, почти закричала она. — Ну как ты можешь сидеть здесь и как ни в чем не бывало болтать о всякой ерунде, когда ты буквально выпер из Уома беднягу Джерри? Он ведь из-за тебя потеряет все, неужели не понимаешь? Неужели, по-твоему, это честно? Да по мне, уж лучше бы ты убил его, это было бы милосерднее!
— Ух ты, ну и ну! Вот так Чарли! — воскликнул Дестри, в душе которого восхищение боролось с удивлением. — Похоже, когда ты не даешь себе труда как следует подумать головой, на память приходят фразы из школьного учебника!
— Вот именно, — кивнул Дэнджерфилд. — Если бы Чарли следила за своим языком, кое-кто из ребят, глядишь, решил бы, что она из кожи вон лезет, чтобы произвести на них впечатление хорошо воспитанной леди, или привить им великосветские манеры, или еще что похлеще. Да я и сам то и дело откапываю что-то для себя новенькое, когда моя девочка берется рассуждать!
— Вы оба можете сколько угодно издеваться надо мной, — объявила девушка, слишком возмущенная, чтобы хотя бы улыбнуться шуткам мужчин, — но я на самом деле уверена, что убить Джерри было бы милосерднее!
— Так я и поступил, — тихо произнес Дестри.
И отец, и дочь при этих словах застыли, словно пораженные громом, а он не торопясь пояснил:
— Подумайте сами, ну долго ли вы будете мучиться, если пуля 45-го калибра разнесет вам вдребезги голову и вышибет из вас дух?! Я часто думал, когда сидел в тюрьме, до чего же просто убить человека или умереть! А времени для размышлений у меня было достаточно. Десять лет — долгий срок!
Они не сводили с него глаз, будто заколдованные мрачным очарованием его слов.
— Шесть, а не десять, — поправил полковник.
— У времени тоже есть свой запах. — Дестри, казалось, не отреагировал на замечание. — Как у озона, которым пахнет в воздухе после сильной грозы, а иногда как у смолы — ее запахом напоен воздух в сосновых лесах штата Мэн! Да, у времени есть свой особый запах, для меня оно пахнет железом! Что вы мне говорите о шести годах? Мне казалось, они тянулись как десять! Послушай, Чарли, порой я думал, что схожу с ума! У меня не было часов, но я слышал, как они тикали в моей голове, отсчитывая каждую проклятую секунду на моих нервах. Тик-так, тик-так! — Он грустно улыбнулся, потом отрезал еще кусок лепешки и густо намазал ее маслом. — Это нечто! — объявил с восхищением, набив полный рот. — Кстати, полковник, надеюсь, я не оторвал вас от какого-нибудь неотложного дела?
Полковник предпочел промолчать. Девушка тоже не проронила ни слова. Тогда Дестри беспрепятственно продолжил:
— Ах, нервы! Они могут доставить немало хлопот. Мне и в голову не могло прийти, что суд превратится в такую подлость. Так что с полгодика я даже вроде как отдыхал, приходил в себя после него, не думал, спал спокойно, ни о чем не волновался. Правда, не раз слышал от других: «Очень скоро это будет сводить тебя с ума». Господи, как я смеялся над этими словами! Но в одну кошмарную ночь проснулся, как от толчка.
Мне приснился сон, и как вы думаете какой? Будто я снова на том балу в доме Миннивера! Снова увидел все эти лица, сиявшие улыбками в ослепительном свете люстр, и милое личико Чарли улыбнулось мне, а волосы ее, как тогда, копной падали на плечи. Потом на этом лице появилось странное выражение: и радость, и испуг, и какое-то бесшабашное чувство, словом, все, как в тот день, когда я в первый раз поцеловал ее на счастье!
И вот я лежал, скинув с себя простыню, улыбался в темноте и, хотите — верьте, хотите — нет, чувствовал, что где-то высоко надо мной сияющие в небе звезды. И вдруг будто само небо обрушилось мне на голову — я как-то сразу осознал, что между мной и этими звездами целых девять этажей со стальными перегородками, а в каждой клетке — бедный узник вроде меня, который вот так же лежит каждую ночь, и тоскует, и радуется. Вот тогда-то я впервые задумался: да что такое смерть, в конце концов?! Сейчас я расскажу вам одну очень смешную вещь. В ту самую ночь я выбрался из койки, на ощупь добрался до двери и долго ощупывал дверную ручку, прикидывая, выдержит ли, если я зацеплю ее веревкой, связанной из лоскутьев, а другой конец обмотаю вокруг собственной шеи.
— Гарри, Гарри! — вскричала девушка. — Это неправда! Ты просто выдумал все это, чтобы меня помучить!
Он взглянул на нее и улыбнулся. Но от этой улыбки ее пронизала дрожь.
— Но я не сделал этого, даже зная, что впереди у меня девять лет и шесть месяцев тюрьмы. Подумайте только — дышать тем воздухом девять с половиной лет! Я не сделал этого, милая, и когда понял, что смерть от жизни отделяет лишь один удар сердца. Даже когда до меня дошло, что одно мгновение может означать и величайшее счастье в жизни, и смерть, я не накинул петлю себе на шею. Понимаешь, Чарли, не сделал этого. И не потому, что испугался, нет! Просто понял — должен жить, чтобы еще хоть раз увидеть тебя на той самой веранде, увидеть и поцеловать, и чтобы ты опять дала мне пощечину, как в тот раз!
Ознакомительная версия.
