Ознакомительная версия.
Он смотрел на Роланда, пытаясь вспомнить.
— Меня дважды посылали вперед, чтобы я прорвал линию защиты, — мы придумали новый трюк, вы, синие, этого не ожидали. Во второй раз мы добились того, что судья объявил вне игры, — рассказывал Роланд.
И теперь все это всплыло в памяти Коркорана! Последняя игра его последнего университетского года; каждая косточка его избитого тела ныла и болела после трех последних сезонов; от его некогда знаменитой команды осталась лишь жалкая горсточка игроков, для того чтобы защищать ворота в этой самой важной игре, и вот теперь вся красная громада снова и снова накатывалась на них, и только чудом удавалось задержать их у ворот; красные на передних скамьях вопят изо всей мочи, требуя крови, требуя гола, а синие умоляют свою команду держаться и не давать открыть счет. И вот, когда до конца игры оставалось всего несколько минут, на поле среди красных появился новый игрок, никому не известный гигант из группы защиты, — он врезался в линию синих словно реактивный снаряд и пошел крушить, расшвыривая игроков направо и налево и прорываясь к их воротам. Как дрожали у него колени от усталости! Как он пытался предотвратить это несчастье — орал своим защитникам и нападающим, чтобы они держались изо всех сил! Все было напрасно до того самого момента, когда в самом конце схватки он насмешливо крикнул этому юнцу в красной футболке: «А ну попробуй подойти ко мне!» Ах, как прекрасно он все это помнил!..
— После этого, — продолжал Роланд, — я попросил защитника, чтобы он пропустил меня вперед, в сторону ваших ворот. Целых два сезона мяч противника туда не залетал; он сказал, что я сошел с ума, но я был уверен, что мне удастся, и он наконец согласился. Вы помните?
Сердце Коркорана неистово колотилось, однако он только покачал головой.
— Все началось просто великолепно, — продолжал Роланд. — Передо мной бежали еще трое — трое наших здоровенных парней; я был уверен, ничто не сможет устоять перед этим шквалом. И вдруг к ним метнулось что-то синее, узкое и гибкое, проскользнуло у них между ногами и свалило меня с ног. Это были вы, Коркоран. Потом я пришел в себя, приподнялся и сел на земле. Ребята гонялись за каким-то парнем в синей футболке — я ведь уронил мяч! Теперь вспоминаете? А вы лежали подо мной, полуживой и весь помятый. Я поднял вас и поставил на ноги. Помню, вы стонали: «Я промахнулся! Промахнулся!» Но вы не промахнулись. Вы выиграли игру этих синих дьяволов!
Да, да, Коркоран все прекрасно помнил. Но как было приятно услышать это снова! Он вспомнил и остальное. Вспомнил больницу, газеты, свой портрет на первых страницах, вспомнил, как у его кровати сидел ректор и говорил торжественные слова о том, какое великое значение имеет отважное сердце для всего мира и для прекрасного будущего этого достойного сына синих.
Увы! Имя этого достойного сына кануло в прошлое. Будет лучше, гораздо лучше, если его все забудут, так же как и самого достойного сына. Он собрал все свои силы и посмотрел на гиганта Генри Роланда.
— Очень занимательная история, — сказал он. — Как жаль, что я не имею права претендовать на роль ее героя. Это, должно быть, был кто-то другой. Вы ведь знаете, мистер Роланд, на свете встречаются случаи удивительного сходства.
Он видел, что Роланд смотрит на него, не отводя глаз. Что можно было прочесть в этом взгляде? Только презрение или к нему примешивалась еще и жалость?
— Вы совершенно правы, — холодно заметил он. — Теперь, когда я рассмотрел вас более внимательно, вижу, что ошибся, Коркоран!
Среди толпы, окружавшей эту пару, пробежал легкий шепот сожаления. Такая романтическая история — и вдруг все было испорчено. Слушатели чувствовали себя ограбленными. Но потом, в один момент, все было забыто.
— Крэкен! — сообщил кто-то. Игрок решительными шагами направлялся к столу и снова уселся на свой стул.
Теперь это был совсем другой человек. Коркоран прекрасно понимал, что перед тем, как игра прервалась, Крэкен находился на грани нервного срыва. А теперь он совершенно преобразился. Лицо пылало, глаза дерзко сверкали, весь его вид говорил о злобной решимости. Судя по запаху изо рта, этому было только одно объяснение: он подкрепил свои силы алкоголем.
«До чего же глупы эти люди! Как же можно пить, когда тебе предстоит такое ответственное и опасное дело», — думал Коркоран. И вдруг вспомнил, что отдал свой револьвер шерифу! При мысли о том, что он оказался безоружным, его охватило отчаяние и он почувствовал внезапную слабость. И снова посмотрел на своего противника. Сомнений не было: Крэкен задумал нечистую игру. Это было ясно написано на его лице.
Сдавать должен был Коркоран. Он ловко раскидывал карты, пальцы его мелькали с такой быстротой, что уследить за ними было невозможно.
Если бы только как-то избавиться от пристального взгляда этого верзилы Роланда! Но что поделаешь, все равно нужно было действовать.
Ему на помощь пришла многолетняя, тысячечасовая практика. Сдавая карты, он видел их насквозь, на три карты в глубину; те же, которые он не хотел выкладывать, он подкладывал под низ колоды, всякий раз мгновенно переворачивая ее, когда это было нужно, создавая видимость того, что все в порядке. Поверить этому было невозможно; плутовать при таких обстоятельствах, так ловко манипулировать колодой одной рукой — черная магия да и только! Но для Коркорана это был всего лишь обычный профессиональный прием.
Последняя карта упала на стол. В этот момент он увидел, что Крэкен, слегка пригнувшись и заведя руку за спину, медленно поднимается со стула, дрожа, как разъяренный, доведенный до отчаяния зверь. Коркорану, который в свою очередь встал из-за стола, не нужно было говорить, что пальцы его противника сжимают рукоятку револьвера. Впрочем, и все остальные присутствующие отлично это понимали.
— Ну вот, начинается! — выкрикнул или просто выдохнул кто-то.
И зрители невольно отпрянули назад. Те, кто стоял рядом с противниками, отскочили в сторону, чтобы не схватить шальную пулю. Впрочем, всякое движение мгновенно прекратилось: предстояло увидеть спектакль, и зрители были полны решимости досмотреть его до конца, даже если это было связано с риском для жизни. Нельзя было пропустить ни словечка из того, что будет сказано.
И вот что произошло в первые секунды, когда Коркоран поднимался со стула, зная, что в руках его пусто и в трех футах от него — смерть.
— Коркоран! — прошипел Джо Крэкен. В этом приглушенном возгласе ощущалось даже что-то жалобное.
Неторопливо и осторожно — всякое резкое движение грозило неминуемой гибелью — Коркоран поднял свою тросточку, так что кончики ее упирались в ладони. Обе его руки оказались на виду, и все могли убедиться, что оружия у него нет.
Ознакомительная версия.
