Ознакомительная версия.
Райннон слушал ее с грустью, как человек, который студеной зимой проходит мимо зажженных окон и влекущих звуков танцевальной музыки. Но он весь день упорно продолжал работать, показав Джо Караччи ферму, показав подробности ирригационной системы, слабые места в дамбах, которые следует починить до следующего паводка, работу маслобойки и множество других вещей.
Он оторвался от работы ближе к вечеру, когда солнце висело над самым горизонтом.
— Тебе придется готовить самому, — сказал он Караччи.
— С удовольствием, — сказал Караччи. — Хотите спагетти, босс?
— Кто есть спагетти на ранчо? — спросил Райннон. — Берешь бекон, кукурузные лепешки, кофе, картошку, пюре и готовишь в любых пропорциях. Но если хочешь спагетти, я завтра пошлю за ними.
Расслабившись в конце трудного дня, он усмехнулся Джо Караччи, а тот наклонил голову и усмехнулся в ответ в полном понимании. Райннон почувствовал, что получил очень важного союзника.
Затем он забрался на мула Ди и затрусил к дому ранчера, не торопясь, выбрав путь не через поля, а по дороге. Когда он подъехал к конюшне, к нему вышел Чак Мэпл собственной персоной и принял поводья.
— Я поставлю его, — сказал Чак, неприятно хмурясь.
Но, как понял Райннон, это ничего не означало. Его нахмуренный вид был просто привычным выражением. Прошлое его, как сказал шериф, не было светлым. Тем не менее что-то подсказало Райннону, что у него есть еще один союзник, и открытие значило для него очень много. Еще вчера вечером он был одиноким человеком, которого грызли печальные сомнения о себе и о своем будущем. А теперь он стал богат! Вообще-то его и раньше поддерживал шериф, но что такое двое против всех? Теперь за ним стоят жизнерадостный Джо Караччи и Чак Мэпл, он был достаточно в этом уверен.
Когда он неторопливо зашагал к патио, сумерки уже начали сгущаться. Повернув незамеченным за угол дома, Райннон услышал жаркий спор. Говорил Оливер Ди.
— Я даю и упряжь. В придачу даю и ее. А теперь ты недоволен.
— Твоя упряжь никуда не годится, — сказал второй спорщик. — Она лопнула при первом рывке. Лямки порвались, как только лошадь как следует потянула в гору. Ремешки были вовсе прогнившими. Они разодрались, когда ты хотел их затянуть. Что это за упряжь, я тебя спрашиваю?
— Как я могу отвечать за упряжь? — хитро возразил Оливер Ди. — Она висела тут, прекрасно выглядела, была смазана, словно ее только что принесли из магазина. Я бы сказал, что она была почти новая.
— Ты ее специально смазал и вычернил, — сказал второй. — Но жир и сажа это тебе не хорошая кожа. Оливер, я ее не возьму. У тебя в сарайчике есть нормальная упряжь. И я уже поставил твоего мула в конюшню. Теперь хочу пойти и поймать свою лошадь на выгоне!
— А как, ты думаешь, посмотрю на это я? — спросил Оливер Ди. — Ты заключил сделку и все видел. Ты не ребенок. Ты получаешь мула и упряжь за лошадь, которую я вынужден был купить, потому что треклятый Джон Гвинн на днях застрелил мою прямо в голову. Теперь ты берешь прекрасную упряжь, рвешь ее на кусочки и хочешь отменить сделку. Это разве честно, Джимми?
— Не знаю, не знаю, — сказал Джимми. — Я не любитель разговаривать, по этой части ты у нас мастак. Пусть нас кто-нибудь другой рассудит. Вот ты, Чарли, скажи!
Из тени возле дома появился Чарли Ди.
— Если бы он был не наш, — сказал он, — сделка осталась бы сделкой. Особенно при торговле лошадьми. Но если он свой, да к тому же Ди, он имеет право, чтобы с ним обошлись честно.
— Ба! — зарычал старик Оливер, — Если ты когда-нибудь получишь это ранчо, те несколько долларов, что я скопил, разлетятся за шесть месяцев! Ты растратчик — ты просто растратчик, Чарли!
Юноша спокойно ответил:
— Кроме того, я видел, как ты начищал старую упряжь. Она несколько лет провисела на чердаке. Она была сухая, как старая кость, и…
— Заткнись! — рявкнул Оливер Ди. — Ты говоришь, как дурак! Ты…
Он в гневе осекся, а Джимми засмеялся.
— Делай, что хочешь, Оливер, — сказал он. — Только прежде подумай. Тогда поймешь, что Чарли имеет право голоса.
— Чарли не имеет никакого права! — сказал Оливер Ди. — Оставайся на ужин, потом лови свою лошадь и отправляйся домой или к чертовой матери — мне все равно! Вы все на меня наезжаете. Все! Начиная с моего собственного сына. Эй, кто это? Черт возьми, это же Джон Гвинн! Идите сюда, Гвинн. Я сейчас расскажу, что они со мной делают.
Рассказ ранчера был исполнен печали, и Райннон выслушал его с улыбкой.
— Вот так и бывает, — иронично произнес он. — Взять, к примеру, человека в тяжелейшем положении: ни земли, ни денег, из имущества — лишь изношенные сапоги на ногах, и каждый считает своим долгом на него наехать. Мне жаль вас, Ди, даже собственный сын против вас!
— А вы еще один, — отозвался Оливер Ди. — Тоже мне, шутник нашелся! В мое время молодых людей учили держать язык за зубами. Это Джеймс Ди. Джимми, пожми руку Джону Гвинну.
Джеймс Ди оказался высоким, крепким, сильным и добродушным. Рукопожатие его было энергичным.
— Наслышан о вас, Гвинн, — сказал он. — Думаю, что все в наших краях в последнее время о вас слыхали. Вы отлично стреляете. Рад с вами познакомиться.
Райннон хмуро про себя улыбнулся. Вряд ли Джеймс Ди догадывался, как мало Райннон обрадовался вежливому приветствию.
Колокол на ужин прозвенел тяжелой, бухающей нотой, которая отозвалась во внутреннем дворике и отдалась гудящим эхом от дальних стен.
— Господи! — воскликнул Оливер Ди. — Ужин готов, а я еще не умылся. Старуха опять задаст мне жару. Поторапливайтесь, парни. Надо спешить.
Все бросились к умывальнику, а затем прошли в дом, не успев как следует вытереть воду за ушами и сзади на шее. Когда они вошли в столовую, миссис Ди придирчиво оглядела их, а когда ее взор остановился на Райннон, она смерила его ледяным взглядом, в котором он не прочитал особого гостеприимства.
— Садитесь рядом со мной, Джон Гвинн, — сказала она. — Мне надо с вами поговорить.
— Погоди, Ма, — сказал Оливер Ди. — Тебе лучше спросить Беллу, где она его посадит.
Миссис Ди повернулась к супругу с таким ужасающим гневом, что красноречивый Оливер Ди на некоторое время притих. Вошла Изабелла. Она подошла к Райннону и пожала ему руку с самой искренней и яркой улыбкой — настолько яркой, что не будь Райннон увлечен другим образом, эта улыбка осветила бы его до глубины сердца. Около Джеймса Ди она остановилась, расспрашивая его о семье.
— Ладно уж, садись, — сказал ее отец. — Ты нас задерживаешь.
— Оставь в покое ребенка! — приказала миссис Ди. — Слава Богу, в доме есть хоть один человек с приличными манерами.
Ознакомительная версия.
