Чарли вышел, а я присел на низкий плетеный стульчик и осмотрелся. На полу лежал порезанный ножом и выпотрошенный матрас. И когда уже Чарли угомонится? Когда перестанет беситься почем зря? Я слышал, как они бранятся с Мейфилдом, но слов разобрать не сумел.
Тело мое ныло и пылало жаром от усталости. Я чуть не заснул, однако в этот момент вернулся Чарли: лицо каменное, кулаки сжаты, аж побелели костяшки.
— Ну и гонор, — произнес он. — Здоров мужик поорать.
— Думает, что мы украли шкуру?
— Верно. И знаешь почему? Один из тех трапперов нашептал хозяину, дескать, видел, как ты срезал шкуру, потом хвать ее под мышку и наутек. Я говорю Мейфилду: обыщи наши комнаты, сумки. А он такой: это ниже моего достоинства! Пошептался со шлюхой, и та рванула на улицу. Поди, трапперов ищет.
Братец подошел к окну и выглянул на главную улицу.
— Нет, ну надо же так подставить! Прямо зла не хватает. Если б не похмелье, сам бы их отыскал. — Глянув на меня, он спросил: — Ты как, братишка? Готов к бою?
— Едва ли.
— Что это у тебя? — прищурился Чарли. — Под сюртуком?
— Подарок от девушки.
— На парад собрался, что ли?
— Это всего лишь кусок ткани, на память. Бонбоньерка, как сказала бы наша матушка.
Втянув воздух через зубы, Чарли решительно произнес:
— Снимай.
— Дорогая тряпка-то.
— Баба над тобой подшутила, а ты и рад?
— Она повязала мне эту ленту совершенно серьезно.
— Ты выглядишь, как призовой гусь на ярмарке.
Развязав узелок, я аккуратно сложил бант и убрал его в карман. Буду смотреть на него. Но так, чтобы Чарли не видел.
— Ну, и у кого теперь морда красная? — заметил Чарли. Снова выглянув в окно, он постучал по раме и произнес: — Ку-ку, приятель.
На улице я увидел шлюху Мейфилда: она о чем-то разговаривала с траппером, самым крупным из их компании. Тот слушал, сворачивая самокрутку и кивая головой. Потом ответил, и шлюха поторопилась обратно в гостиницу. Я проследил за девкой, пока она не скрылась из виду, потом взглянул на траппера. Охотник заметил нас с братцем и теперь смотрел в нашу сторону из-под широких полей остроконечной шляпы.
— И где такие шапочки продаются? — вслух подумал Чарли. — Должно быть, эти ребята сами их себе шьют.
Закурив папиросу и выдохнув облачко дыма, траппер пошел прочь. Чарли же, хлопнув себя по бедру, сплюнул.
— Черт, нас обошли. Давай сюда свои сорок долларов, вернем деньги Мейфилду.
— Вернем деньги — признаем вину.
— Иначе никак. Ни стреляться, ни драпать мы не в силах. Давай уже деньги, быстрее.
Братец приблизился ко мне и встал с протянутой ладонью. Я же сделал вид, что шарю по карманам. Жалкое зрелище. Оно-то меня и выдало. Чарли поскреб волос на шее и спросил:
— Отдал новой бабе, да?
— Мои деньги, заработанные. Куда хочу, туда и трачу. Мужик я или нет?
Тут вспомнилась шлюха из коридора, зажимавшая рот кулаком.
— А ты свои что же, совсем не истратил?
— Да как-то и не подумал.
Открыв кошель, Чарли заглянул в него и грустно рассмеялся.
— И потом, Мейфилд сказал: все за счет заведения.
Из гостиной донеслись крики. Зазвенело: сначала колокольчик, потом разбитый стакан.
— Ты же не хочешь платить из своего кошелька? — спросил я у Чарли.
— Нет, дружба дружбой, а деньги врозь. Сейчас я соберу вещички, потом заберем твои. Выйдем через окно твоей комнаты. Авось и удастся сбежать незаметно. Мне и пострелять не жалко, но лучше не сегодня. Сейчас мы не ахти какие воины. — Схватив сумку, он внимательно осмотрелся и спросил: — У тебя все собрано? Да? Вот и славно. Выходим в коридор, только — ша! Чтоб ни пылинки не взметнулось.
Чтоб ни пылинки не взметнулось… Поэтично-то как.
Через окно моей комнаты мы вылезли на карниз, который проходил над тротуаром. Он пришелся очень кстати, ведь Жбан и Шустрик остались в конюшне, а та была расположена у дальнего торца гостиницы. Расстояние до нее мы покрыли никем не замеченные. На полпути Чарли остановился у столба с вывеской и посмотрел вниз. Прямо под нами, облокотившись о коновязь, стоял главный траппер. Вот к нему подошли трое дружков. Встав широким кругом, они забормотали что-то себе в сальные бороды.
— Эти четверо наверняка гроза местных ондатр, — заметил Чарли. — Но людей убивать они не привыкли.
Указав на самого крупного траппера, братец произнес:
— Спорю, это он стащил шкуру. Если схлестнемся с этой компанией, верзилу беру на себя. Вот увидишь, как только грянет первый выстрел — остальные разбегутся.
Трапперы разошлись, и мы с Чарли дошли до конца навеса. Спустились и проникли в конюшню. У денника, в котором мы оставили Шустрика и Жбана, стоял конюх с выпирающими зубами. Он тупо пялился на наших животных, а стоило окликнуть его, как он подпрыгнул. Помочь нам с седлами конюх наотрез отказался. Тут бы нам насторожиться, но мы так увлеклись мыслью о побеге, что подвоха не заметили.
Пока мы возились с седельными сумками, из денника позади нас бесшумно выступили трапперы. Мы заметили их слишком поздно, когда нам в грудь уже нацелились стволы револьверов.
— Покидаете Мейфилда? — спросил верзила.
— Ну, покидаем, — ответил Чарли.
Я не знал, какую уловку он применит, но всякий раз перед тем, как выхватить оружие, мой братец большими пальцами прижимал указательные до хруста в суставах. И этого хруста я всегда ждал.
— Никуда вы не поедете, пока не вернете деньги мистеру Мейфилду.
— Ах, мистеру? Мистеру Мейфилду? Так обожаешь своего нанимателя, что, наверное, и постельку ему стелешь, а? Или ноги ему растираешь холодными зимними ночками?
— Гони сотню или ты труп. Хотя ты и так уже труп. Думаешь, в этих мехах и коже я медленно двигаюсь. Поверь, я быстр. Быстрее, чем ты думаешь. Глазом моргнуть не успеешь, как свинцом тебя нашпигую.
На это Чарли ответил:
— Я вовсе не считаю тебя медлительным, траппер. Но скорость твою снижает не одежда. Ум — вот предатель. Ибо я считаю тебя столь же тупым, как и зверюшек, которых ты подстерегаешь по ноздри в снегу и грязи.
Траппер засмеялся. Или же изобразил смех, притворяясь, будто он весел и в добром расположении духа.
— Вчера я смотрел, как ты напиваешься, и думал: сам ни капли в рот не возьму, чтобы утром проснуться свежим и бодрым. Вдруг придется убить тебя. Так вот, утро наступило, и я спрашиваю последний раз: вернешь деньги или шкуру?
— Кроме пули, ты от меня ничего не дождешься.
Чарли словно бы рассуждал о погоде, и от обыденности, с какой он говорил, волосы у меня на загривке зашевелились. Я ощутил, как пульсирует кровь в ладонях и пальцах. Чарли в таких ситуациях просто великолепен: само спокойствие, ни капли страха. Всякий раз, как я вижу братца таким, а вижу таким его часто, то восхищаюсь.
