Когда война закончилась, мне довелось сражаться с сиу и шайенами в Дакоте - это было уже после резни, которую устроил Вороненок [9] в Миннесоте. Сиу уходили на запад, а мы за ними гнались, и пару раз мы их ловили... или они ловили нас. А в Техасе хватало мне стычек с кайовами, команчами, арапахо и даже с апачами, так что я умел уважать индейцев.
Время тянулось неспешно. По утрам воздух был свежий и прохладный, с намеком на заморозки на более высоких местах, но дни стояли теплые и ленивые, а по ночам звезды светили так ярко, что просто поверить невозможно.
Нет на свете ничего лучше, чем ехать верхом по диким местам, когда ничто тебя не торопит и время в твоих руках, - и я не гнал лошадей, пробирался шагом вдоль спинного хребта Скалистых гор, через Тетоны, а после на юг, к Южному перевалу и Брауновой Дыре. Ехал по длинным, поросшим травой склонам среди осиновых рощиц, останавливался на ночь на цветущих лугах у смешливых ручейков, убивал только для пропитания, прислушиваясь к долгому эхо винтовочного выстрела, - можете мне поверить, славное это было время.
И ничто меня не предостерегало, что беда близка.
Мне все вспоминался мягкий валлийский голос поющего Оррина, и я решил, что могу пока послушать свой собственный голос, - ну, глотнул я из фляги, задрал голову к небесам и затянул песню.
Пел я "Бреннан на болоте", про ирландского разбойника с большой дороги - эту песню я всегда здорово любил слушать в исполнении Оррина.
Только дальше первых строк я не забрался. Если человек собрался петь, когда едет верхом, так ему лучше заранее договориться со своей лошадью. Ему надо иметь либо хороший голос, либо лошадь без музыкального слуха.
Стоило только мне возвысить голос, и я тут же почувствовал, как этот кайюс [10] напрягает мышцы, так что пришлось мне быстренько заткнуться. Мы с этим аппалузой поначалу, стоило мне сесть в седло, все присматривались и прощупывали друг друга, пока я ему не показал, что умею ездить верхом. Но этот конь тоже свое дело знал, умел и брыкаться, и на дыбы становиться, и бить задом, а мне вовсе не хотелось доказывать свои таланты на этом каменистом склоне.
И вот тут мы с ним наткнулись на призрак тропы.
Это был осколок белого кварца, воткнутый в трещину стены из красного песчаника.
Путешествуя по диким местам, человек, который хочет сберечь свои волосы, всегда должен быть внимательным ко всему необычному. Он обучается замечать примятую траву, сломанную веточку, замутненную воду в ручье.
У природы обычаи простые, прямые и знакомые. Животные принимают природу такой, как она предстает перед ними. Они, хоть и строят себе гнезда и логовища, очень мало нарушают свое окружение. Только бобр, которому охота устраивать себе дом под водой, строит для этого свои плотины и тем пытается изменить природу. В общем, если что-то в природе нарушено, то, скорее всего, сделал это человек.
Местность вокруг была безлюдная, и этот кварц вряд ли попал сюда случайно. Его поместила в трещину чья-то рука.
Последнее поселение, какое попалось мне на глаза, был городишко Саут-Пасс-сити, далеко на севере отсюда, а последний живой человек грязный траппер, сплошные лохмы да ободранная оленья кожа. Он со своими вьючными ослами проследовал мимо меня, как дилижанс мимо бродяги. Они просто не обратили на меня никакого внимания.
И случилось это добрых две недели назад. С той поры я не видал ни человека, ни человеческих следов, хотя повстречал уйму всякого зверья, вплоть до старого седого гризли, который добывал мед из дуплистого дерева.
Этот медведь занимался своими делами, так что и я решил заниматься своими и ему не мешать. Мы, Сакеттовские ребята, никогда не станем ничего убивать, если нам не нужна пища, - разве что зверь сам решит тобой подзакусить. В горах человек старается жить вместе с природой, а не переть против неё дурной силой.
Однако этот кусок кварца, да ещё на этом месте, меня просто покоя лишил, очень уж интересный он был. Если этим камнем отмечена какая-то тропа, то на земле, во всяком случае, от той тропы и следа не осталось, никакого намека, - а земля в некоторых местах умеет сохранять след тропы годами.
Вытащил я этот осколок кварца из трещины и осмотрел со всех сторон. Похоже, он тут торчал годы и годы.
Ну, я его воткнул обратно туда, где нашел, и раздвинул свою подзорную трубку. Это был военный трофей, снятый с тела полковника мятежников под Виксбергом [11], но полковник был не в том состоянии, чтобы возражать... Так вот, будьте уверены, чуть подальше на обрезе скалы я рассмотрел ещё одно белое пятнышко.
На юг меня позвала тоска по моим домашним, но простое старомодное любопытство заставило свернуть и двинуться по тропе, отмеченной белым кварцем.
Никаких сомнений, я чисто случайно наткнулся на этот след, в жизни ничего такого не видел и ввек не додумался бы такое искать, а вот тот, кому пришла в голову мысль так упрятать тропу, был, видать, человек здорово понимающий, потому что вряд ли этот камешек кто мог заметить. Но пройти по этим меткам было проще простого, даже в почти полной темноте, потому что эти обломки отражали свет.
Больше часа я поднимался по горному склону среди деревьев, следуя за этими метками. Сосны измельчали и поредели, я объехал осиновую рощицу и вскоре приблизился к линии, выше которой деревья уже не росли; я был в самой дикой и пустынной местности, какую когда-нибудь человек видел.
Надо мной раскинулись серые гранитные плечи голой скалы, кое-где исчирканные полосками снега. Попадались чахлые деревья, все больше разбитые ударами молний и мертвые, многие валялись на склоне. Воздух был такой свежий, что дышать им было все равно, что пить родниковую воду, в нем ощущалось прикосновение мороза. И до невозможности чистый, видно было вокруг на многие мили.
Нигде я не заметил ни следа, ни конского навоза, ни остатков старых костров или пеньков от срубленных деревьев. Но метки тянулись дальше; где некуда было воткнуть кусок кварца, тропу отмечали маленькие кучки камней.
Я начинал догадываться, что наткнулся на старую, жутко старую тропу, старше, чем мне когда доводилось проходить или даже просто слышать рассказы.
Па однажды как-то зимовал южнее этих мест, на реке Долорес, с компанией трапперов. Много раз он рассказывал про здешние края нам, ребятам, а у лагерных костров в Техасе приходилось мне слышать истории о путешествии отца Эскаланте, когда он искал дорогу из Санта-Фе к калифорнийским миссиям. Но он наверняка ни разу не забирался на такую высоту.
Только погоня за какими-то сокровищами могла загнать людей так далеко в глушь, если, конечно, они не прятались от кого-нибудь. И не нужно было тут никакого пророка, я и сам сообразил, что этот след может привести к крови и смерти, потому что когда в мозги людские втемяшится золото, здравый смысл их покидает.
