Ознакомительная версия.
Но тот не смог сразу ответить на этот простой вопрос. Подумав, пояснил:
— Представь, у тебя очень важный и трудный разговор с… незнакомым человеком. Конечно, хотелось бы поговорить с ним наедине…
— Но ты же не умеешь разговаривать с лошадьми! — рассмеялся брат.
— Не. Но надо попробовать, — заявил Том.
На этом разговор закончился. Парень повел лошадь прямо в лощину. Для этого были две причины. Во-первых, там никто не станет на него смотреть. А во-вторых, у реки было много вспаханной земли — когда придет время объезжать норовистую лошадь, падать на нее будет не так больно.
Он медленно прошелся с ней по долине, довольно часто останавливаясь по ее желанию. Кобыла подозрительно оглядывала и обнюхивала каждую тень от комьев вспаханной земли. Вдруг шарахнулась от вспорхнувшей оляпки. Пичужка юркнула в струи крошечного водопада. Вздрагивала при виде трепещущих под ветром, оборачивающихся серебряной изнанкой листьев тополей. Том дважды обошел долину, подводя лошадь к каждому такому предмету. На втором круге она стала держаться гораздо спокойнее, хотя оставалась страшно пугливой: прядала ушами при появлении на небе нового облачка, даже принимаясь щипать траву, тут же останавливалась, как только теряла из виду Тома. Словом, держалась скорее как тигрица, нежели как лошадь.
Он пробыл с ней два часа, ни на секунду не отходя далеко, часто разговаривая тихим, спокойным голосом. Всякий раз, когда лошадь пугливо озиралась, дергалась или по телу ее пробегала дрожь, у него находились успокаивающие слова. Потом, привязав ее к дереву, Том отправился домой обедать.
— У тебя же всего один день! — забушевал отец. — Зачем теряешь время? Можно бы в кои-то веки и не поесть.
— Бывает, что и не забывает, — поддела парня старшая сестра.
— Почему-то не забывает как раз тогда, когда пахнет сотней долларов! — продолжал возмущаться глава семейства. — Может, это единственный такой день в его жизни.
Том ничего не ответил. Было обидно, но он не умел защитить себя. Но даже молчание оборачивалось против него.
— Ишь, напустил на себя важность! — добавил один из братьев. — Скоро потребует плату за милость поговорить с ним! Да не будь же таким ослом, Том!
— Почему я осел? — спросил Том.
— Потому что получил первую приличную работу и зря теряешь время!
Том положил вилку и нож. Он прекрасно знал, почему оставил кобылу одну. Не ради какого-то обеда.
— В долине пустынно, никого там нет, — заговорил наконец. — Речка шумит, как сильный ветер. Да несколько пташек. Целый день, кроме воды, никакого шума. Под деревьями тень.
— Ну и умник! — встряла сестра. — Поняли что-нибудь, а?
Все покачали головами, кроме матери; но даже она испуганно и озадаченно поглядела на сына.
— Что ты хочешь сказать, Том? — поинтересовалась тихо.
— Сам не знает! — буркнул отец. — Надо думать, а он не умеет. И это, должно быть, вычитал из книжки!
— В долине пустынно, — продолжил между тем Том. — Кобыле одиноко. Может, обрадуется, когда я вернусь.
— Обрадуется твоей компании?
— Она всегда была в компании, — пояснил парень.
— Откуда ты это взял?
— Она не любит людей, ненавидит их, но не боится.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну… — замолчал он, раздумывая.
— Еще не придумал, — засмеялся сидевший рядом братец.
— Да оставьте его в покое! — возмущенно воскликнула мать.
— Он объяснит… он всегда может объяснить, если немножко потерпите!
— У человека всего одна жизнь, — произнес отец. — А чтобы дождаться, что скажет Том, и успеть сделать что-нибудь еще, понадобятся две.
Парень чуть покраснел от напряжения, пытаясь собрать ускользающие мысли и одновременно разобраться в разгоревшемся вокруг него споре.
Наконец вымолвил:
— Знаете… дикие твари боятся человека. Они видят его только издалека. А когда узнают нас ближе, должно быть, начинают ненавидеть.
— Ну и дурацкая мысль! — отозвался один из братьев. — Как у тебя и все остальное! Ну скажи, зачем лошади ненавидеть человека?
Том в замешательстве поглядел на брата.
— Дайте ему подумать, — издевательски бросил отец. — Погодите немножко, придумает ответ и на это.
— Зачем? Скажу сразу, — возразил Том. — Думаю, лошади ненавидят нас за шпоры. А потом… мы же им ничего не даем, кроме сена и овса, чтобы работали.
— А чего же им еще надо? Что еще им можно дать? — усмехнулся Джим.
— Пять долларов в день! — сострил другой брат.
Все сидящие за столом, переглядываясь, расхохотались.
— Им нужно доброе обращение! — убежденно заявил Том.
— Ты осел, — заключила обычно не замечавшая его младшая сестра.
— Доброе обращение? — переспросил отец.
— Серый Барни последний месяц таскает плуг только благодаря доброте, — сообщил Том.
— Старый мул? Да он здоров как всегда!
— Не знаю, протянет ли он еще недели три, — признался Том Глостер.
— А ну-ка, хватит! — запротестовал Джим. — Не хватало еще всякой чертовщины про будущее!
— Я не предсказываю будущее, — ответил Том, — сужу по тому, что вижу сегодня.
— Хватит, нагляделся! Ступай к кобыле!
Том ушел и, спустившись в долину, был вознагражден. Кобылка больше не прядала настороженно ушами, а при виде его радостно их навострила.
Родные хотели, чтобы Том занимался с кобылой всю ночь.
— Надо ее хорошенько измотать. Самое верное средство, — говорили ему.
— Какой с этого толк? — возражал Том. — Как только отдохнет, снова станет сбрасывать с седла, разве не так?
— А тебе-то что? — сжимая кулачки, набросилась на него младшая из сестер. — Ты же свою сотню долларов уже получишь!
Чтобы не слушать этих разговоров, Том действительно ушел на всю ночь, но с лошадью не работал. Просто оставался с нею в сырой промозглой низине. Соорудил из зеленых сучьев постель и, расположившись на ней, урывками дремал. Один раз ему показалось, что к нему подкрался волк, но, открыв глаза, увидел перед собой лошадиную морду. Снова проснулся, когда серая улеглась рядом с ним. Он протянул руку и в свете звезд увидел, как кобыла, наклонив изящную голову, по-собачьи ее обнюхала. Очень довольный, Том уснул крепким сном и проспал до рассвета.
Проснулся окоченевшим, разбитым, с тяжелой головой, но, умывшись ледяной водой из речки, несколько взбодрился. Подвел напиться и кобылу. Затем пучком сухой травы насухо вытер ее от росы. Все это время Том не пытался оседлать лошадь, самое большее — стоял рядом, держась рукой за спину. Только теперь положил на нее седло, не сильно затянув подпруги, потому что по утрам эти животные очень не любят, если их туго утягивают. Потом сел в седло. Ни плетки, ни шпор у него не было. Свободно отпустил поводья. Кобыла повернула голову, обнюхала колено парня, покосилась на него блестящим глазом. Затем, грызя удила и встряхивая головой, двинулась вперед. Начни ее придерживать или понукать — взвилась бы тигрицей, безудержно, яростно, ибо самые кроткие, самые чуткие натуры борются за свою душу отчаяннее всего.
Ознакомительная версия.
