— Я не смогу, — выдавил Натаниэль.
— Попробуй. Это просто. Тянешь за волосы и вводишь лезвие под кожу. Я видел, как индейцы снимали скальп двумя-тремя движениями.
— Нет, — твердо сказал Натаниэль. — Я не стану.
— Нельзя быть таким привередой, Нат. Надо — значит надо.
— Надо?! Снимать скальп — надо?!
— Индейцы всегда так делают, и белые следуют их примеру уже не один десяток лет, — пояснял Зик. — Может, ты не в курсе, но одно время в Нью-Йорке давали вознаграждение за скальпы индейцев. Власти Мексики платят за скальпы апачей. Короче, скальп — символ успеха, племянник, и нечего тебе мяться и жаться.
— Это варварство, — отрезал Натаниэль. — Я не стану марать руки.
Изекиэль с трудом поднялся на ноги.
— Ну ладно. Ты еще не дорос. Я сам сниму.
Шаркая, он подбрел к ближайшему телу, неуклюже опустился на одно колено, вытащил охотничий нож. Натаниэль в немом ужасе следил за тем, как дядя, собрав волосы индейца в пучок и с силой оттянув их кверху, ножом взрезает кожу в верхней части лба. Потекла кровь. Ната затошнило, он отвел глаза и устремил взгляд на запад. Там, за горизонтом, Скалистые горы. Туда лежит его путь. Возможно, он совершил большую ошибку, когда согласился поехать с дядей. В конце концов, что он знает об этом человеке? А может, он не прав? Раз он собирается торчать на Диком Западе еще по меньшей мере год и тут принято снимать скальпы, то, может, стоит к этому привыкнуть?
Глядя на то, как дядя сдирает кожу с головы индейца, Натаниэль скривился от отвращения.
Принять этот зверский обычай?
Ни за что на свете!
Надо заметить, что для человека, которого вчера ранили стрелой, у Изекиэля было удивительно хорошее настроение. К дяде быстро возвращались силы. Первые два дня ему приходилось часто останавливаться, чтобы утихла боль, вызванная тряской в седле, но на третий день он уже преспокойно скакал шесть часов без перерыва, и вид у него при этом был вполне довольный и беззаботный. Натаниэль, напротив, впал в весьма подавленное состояние, и нередко многие мили проезжал в молчании, уныло размышляя над своим положением. Он начинал жалеть, что уехал из Нью-Йорка, бросил работу, оставил родных и близких. Особенно Нат скучал по Аделине. Он думал о любимой с утра до вечера. Ее чудесный образ вставал у него перед глазами, когда на рассвете небо золотили первые лучи восходящего солнца. Когда прощальный свет заката покрывал облака на горизонте розовой вуалью, Нату вспоминалась ее нежная улыбка. В дуновении ветерка юноше чудилось теплое дыхание любимой. По ночам, глядя в бездонное звездное небо, Натаниэль вспоминал долгие часы, которые они с Аделиной провели вдвоем.
Но как бы ему ни хотелось, он не мог повернуть назад. Сокровище. Оно притягивало Натаниэля как магнит, заставляя крепче сжимать поводья и скакать на запад, оно уводило его все дальше и дальше от женщины его мечты.
Натаниэль часто думал о золоте, прикидывал, сколько получит, когда дядя с ним поделится. Он несколько раз заводил с дядей разговор о сокровище, но Зик неизменно отвечал:
— Ты его увидишь, когда мы приедем в Скалистые. Терпение, племянник, терпение.
Легко сказать.
Дней через пять мрачное настроение мало-помалу стало проходить.
Чем дальше на запад, тем богаче становились флора и фауна прерии. Натаниэль без устали расспрашивал дядю о повадках разных животных и постоянно докучал Зику просьбами обучить его языку жестов. Со временем Натаниэль научился распознавать и изображать достаточное количество знаков и мог уже разговаривать с дядей без слов, одними жестами.
Как-то раз, недели через полторы, когда они проезжали очередной холмистый участок прерии, Зик осадил лошадь:
— Наш ужин!
Натаниэль, собиравшийся жестами задать вопрос, поднял глаза… и замер в изумлении.
— Ничего себе! — выдохнул он.
— Вот они, племянник. Твои бизоны.
Сотни, тысячи бизонов! Они заполняли прерию от края до края. Самцы достигали шести футов в холке, самки были чуть поменьше. Телята отличались еще меньшими размерами и рыжеватым оттенком шерсти. У бизонов были лохматые гривы и косматые бороды; их массивные лобастые головы венчали черные рога размахом в три фута. Натаниэль жадно глядел на бизонов. Он был поражен их видом и невероятными размерами стада — живое море бурых спин раскинулось до самого горизонта. Несколько бизонов повернули головы в их сторону, но не выказали ни малейшей тревоги.
— Сейчас я покажу тебе, что такое острые ощущения, — пообещал дядя. — Оставь здесь вьючных лошадей и поезжай за мной. — Подняв карабин, Зик направил лошадь к стаду.
— Ты же можешь стрелять отсюда, — заметил Нат. Он скакал слева от дяди.
— Ясное дело, могу. Я просто не хочу. Где твой азарт, племянник? Подстрелить бизона на полном скаку — вот что по-настоящему весело!
Натаниэль посмотрел на огромного бизона-самца, мохнатой горой возвышавшегося во главе стада.
— Но это же опасно!
— Не так уж и опасно, если соблюдать осторожность. Бизоны невероятно глупы. Этих недотеп легко окружить или согнать вниз с обрыва. Правда, если бизона разозлить, он свирепеет. Может покалечить лошадь и поднять тебя на рога.
— Дядя, они на нас смотрят!
— Мы далеко, а у бизонов плохое зрение. Они даже если и различают движущиеся объекты, не могут понять, что это.
Натаниэль со смесью страха и возбуждения проверил карабин.
— Для индейцев эти животные — опора существования. Дают им все необходимое для жизни, — заметил Зик. — Индейцам настанет конец, если бизоны когда-нибудь вымрут. Но этих лохматых гигантов миллионы. Ты знаешь, что взрослый самец весит примерно две тысячи фунтов?
— Нет, первый раз слышу.
— Это целая гора мяса, притом великолепного на вкус. Нет ничего вкуснее, чем бизоний горб, жареный или запеченный в углях.
— А если они побегут на нас?
— Придется уносить ноги, — отозвался Зик. Он направил лошадь к ближайшему быку. — Для успешной охоты на бизона надо знать один секрет. Череп у них такой крепкий, что в голову стрелять бессмысленно. Поэтому целься в легкое, прямо за последним ребром.
Натаниэль поглядел на быка. Гора мяса под косматой шкурой.
— А где у него это ребро?
— Когда освежуешь и разделаешь тушу, сразу разберешься, что к чему.
— А сейчас-то что делать?
— Полагаться на удачу. Да, кое-что еще. Если случайно наткнешься на тушу, разделанную индейцами, ни в коем случае не трогай сердце. Индейцы будут разгневаны, а тому, на кого ополчилось племя, не позавидуешь.
— А что такого в бизоньих сердцах?
— Дело в том, что у некоторых племен принято не брать сердца. Они считают, если оставить сердце там, где бизон испустил дух, поголовье станет расти и у племени всегда будет вдоволь добычи.
