Преступник выглядел как местный житель, со знанием местных условий: значит, и действует, руководствуясь названными условиями, не иначе. И, если для убийства существовала какая-то причина, она должна происходить из местного источника. Или же быть способной повлиять на него — либо на нее — здесь, на этом месте.
Хайэт попытался скрыть от полиции информацию. Он же находился в точке, откуда мог пристрелить Джонни Маккоя.
Есть ли связь между Доувером и Хайэтом? Есть ли связь между Доувером и Блоссом Гейли — помимо того, что он на нее работал?
Кто был той ночью в старом сарае, не считая убийцы и его самого?
У кого есть винтовка, для которой можно использовать этот патрон пятьдесят второго калибра?
Временами охотясь и посещая стрелковые соревнования, Чантри был уверен: он знает каждое ружье, находящееся в собственности местных жителей. Но такого вспомнить не мог.
Джордж Ригинз никому о пятьдесят втором калибре не говорил. Чантри решил поступить также. Это — ключ… хотя и ненадежный.
Единственный, кто пришел в голову, как вероятный владелец подобного оружия — это Эд Пирсон.
Смекнул еще кое-что — должен был сообразить сразу! Выстрелы, предназначенные ему, были произведены из легкого, более современного оружия. Ничего похожего на густой звук пятьдесят второго калибра. Значит, ружье у преступника имелось не одно.
Обычное дело. На любом ранчо на мили вокруг в каждом почти доме можно найти две винтовки или больше, а вероятно, еще и дробовик. Это не считая домов в городе. Обычай страны, рожденный необходимостью добывать пропитание охотой и защищать свой дом и свой очаг. Но также и убеждением, что свобода, завоеванная оружием, может нуждаться в поддержке оружием же. Здесь, как в Швейцарии, весь народ составлял одно готовое к бою ополчение.
Мора… все туда и возвращается. Не тупик ли это? Вполне может оказаться простым совпадением.
Чантри положил себе, что преступник — здешний житель, действует, пользуясь знанием здешних мест, не сомневался также, что нечто, содеянное им, Чантри, побудило того попытаться прикончить маршала, чтобы избавиться от страха или беспокойства. Начаться это могло с мертвой лошади, и это доказывало, что убийца за ним следит.
Так почему бы не подбросить ему кое-что? Выставить приманку и вытащить из укрытия? Распустить слух, скажем, что объявился источник информации, потом оседлать коня и выехать из города? Не последуют ли за ним? А если последуют, не послужит ли сей факт первоклассным свидетельством против виновного?
Но ведь это значит превратить самого себя в мишень. По своей воле встать под пули. Возможно, распрощаться с жизнью.
Чантри поднялся на ноги, запихал счетную книжку к себе в карман и вновь отправился в город. Бесс окликнула его, и он обернулся. Стоит в дверях и смотрит.
— Борден, ты надолго?
— Нет, я скоро. Надо кое с кем поговорить.
Войдя в тюрьму, он кивнул Большому Индейцу, потом открыл дверь в отделение, где помещались камеры. Ким Бака подошел к решетке.
— Сколько ты еще будешь тут меня мариновать? — сердито поинтересовался он. — Если меня хотят судить, чего дожидаются?
— Судья подъезжает. Мы ему по дороге. — Борден взялся за прутья. — Ким, можно ли считать тебя мужчиной?
— Чего? — Лицо воришки покрылось краской. — Это что за разговоры такие? Я такой же мужчина, как любой чертов сын, не хуже, и я тебя…
— Твое слово чего-нибудь стоит? Я слыхал, что да.
Ким таращился на него во все глаза. Недоумевающий, настороженный.
— Мое слово — железное. Никогда не забывал обещанного.
— Против тебя дело — начать и кончить. Засадить тебя нам легче легкого. Ты это понимаешь, нет?
— Достану хорошего адвоката.
— От этого много проку не будет, а вот если поможешь мне, возможно, и тебе что обломится. Мое слово судье может на него повлиять.
— Что значит «поможешь мне»?
— Мне понадобится уехать. Кто-то в городе хочет меня хлопнуть. Нужно, чтобы ты наблюдал и высмотрел человека, который последует за мной. Покинет город, во всяком случае.
— Как же я буду наблюдать, сидя тут? Из этого окошка много не высмотришь.
— На это я не рассчитываю. Ты мне дашь слово, что не сбежишь, и я пущу тебя погулять.
— Ты… чего?
— Устрою тебе то, что называют условным освобождением. Сможешь ходить по улицам, есть в ресторане, заказывать выпивку, только выбираться за пределы города права не получишь. И все, что от тебя потребуется, — это следить за отъезжающими и не разевать пасть.
— И не побоишься, что я тебя надую? Смотри, маршал, сопру вот одну из твоих же лошадей — только ты меня и видел. Аппалуза твой, например…
— Я на нем поеду.
— Ну, другую какую-нибудь. Почем ты знаешь, что я ничего такого не выкину?
— Нипочем не знаю. Ставлю на то, что ты — человек слова.
Борден Чантри вставил ключ в замок и отомкнул дверь камеры.
— Вылазь, Бака. А чтобы народ уяснил, что тебе дозволено шататься по городу, пойдем сейчас в «Бон тон», и я угощу тебя кофе.
Лэнг Адамс сидел у окна, когда они вошли. Присси заняла вместе с Элси столик, Хайэт Джонсон устроился у другого окна, и все они уставились на вошедших: Борден Чантри и Ким Бака.
— Ну и ну! — Лэнг, улыбаясь, перевел взор с одного на другого. — Удивительные дела творятся!
— Большого Индейца сегодня не будет, — добродушно сообщил Борден, — так что Бака под честное слово отпущен ходить по городу.
— Рискуешь, а? — выразил сомнение Лэнг. — Для меня не будет сюрпризом, если он ухватит еще лошадь и покинет наши края.
— Этого он не сделает. — Борден сел и обвел глазами комнату. — Дал мне обещание, и я в него верю.
Ким Бака пожал плечами, глядя на Адамса.
— Особый сорт, мало таких осталось. До сих пор надеется на людей, верит им на слово. Способен нанять меня ухаживать за своими лошадьми, ей-ей!
Чантри повернул лицо к оратору.
— Возьмешься? — спокойно спросил он. — Хороший работник мне бы пригодился.
Лэнг Адамс в свою очередь пожал плечами.
— Бака, Чантри из таких, не вздумай становиться ему поперек дороги. Подведешь его, не отстанет от тебя до самой своей смерти… или твоей… Он вроде бульдога, не знает, когда надо зажать зубы.
Разговор принял общий характер, Борден смотрел наружу в надвинувшуюся ночь и обдумывал свой следующий ход. Большой Индеец ему действительно был нужен, и заботиться о сидящем в заключении Баке будет некому. К тому же и сам Бака будет ему не лишним.
Он не решался признаться себе, что его поступок имел и другое основание. В глубине души Чантри чувствовал убежденность, что Ким Бака — хороший человек, получше многих. Плохо то, что он развил в себе вкус к дорогостоящему конскому мясу, покупать каковое ему не на что. Но если предоставить ему возможность, он мог бы стать кем только пожелает, и Чантри не хотелось видеть, как он скатится до тюрьмы, где его жизнь повернет в нежелательном направлении. Получив нынешний шанс, парень может оправдаться, и ежели так случится, Борден сдержит обещание и замолвит за него словечко судье.
