даже если бы мне для этого пришлось растереть в пыль оба враждующих клана, меня бы это не остановило. Все знают, что, если тебе дорога жизнь, то держись подальше от торнадо, диких быков, бурных рек и оскорбленных Элкинсов.
Вот как было дело. Я весь вспотел и чуть не умер от жажды, пока добрался до Жеваного Уха, а потому первым же делом завернул в салун, чтобы промочить горло. Сразу после этого я уже хотел выйти на улицу да поискать себе невесту, как вдруг заметил, что за одним из столов не то конокрады, не то станционные грабители затеяли дружескую игру в карты, и решил к ним присоединиться. Карты были уже розданы, как вдруг в салун вошел – кто бы вы думали? – дядюшка Джеппард Граймс собственной персоной. Не знаю, как я не сообразил в ту самую секунду, когда он появился у меня на глазах, что этот день уже не принесет ничего хорошего. Почти все несчастья на юге Невады были делом рук этого старого койота. Он отличался угрюмым нравом и имел прямо-таки талант донимать всех своих товарищей. Особенно тех, кто приходится ему родней.
Он и словом не обмолвился о той дикой и бессмысленной погоне за золотом, в краже которого я ошибочно заподозрил Волка Эшли. Дядюшка подошел и встал, глядя на меня так грозно, будто перед ним сидела дикая рысь, и, когда мне оставалось выложить всего одну карту до победы, сказал:
– Да как ты смеешь? Расселся тут со своими четырьмя тузами и в ус не дуешь, пока честь твоей семьи порочат напропалую!
Я в бешенстве швырнул карты на стол и сказал:
– Ну, погляди, что ты натворил! Кто тебя просил болтать языком? Ты же выдал меня с потрохами! И вообще, что еще за новости про честь семьи?
– А ты послушай, – начал он. – Пока тебя не было, один молодец, Дик Блантон из Топота Гризли, принялся обхаживать твою сестрицу Элинору, и вся семья уж ждала, когда будет назначен день свадьбы. А этот паршивец сбежал, да еще и пустил слух по всему Медвежьему Уху, будто бы он ее обесчестил! Ты что, так и будешь тут сидеть, пока над твоей сестрицей смеется вся округа? Вот я в твои годы…
– Да когда они были, твои годы? Когда Даниэль Бун [2] еще на свет не появился! – Я был так зол, что под горячую руку попал и дядюшка Джеппард, и все вокруг. Ничто так не выводит меня из себя, как несправедливость к моей родне. – Прочь с дороги, старик! Я отправляюсь в Топот Гризли! А ты чего оскалился, гиена пятнистая? – Последняя фраза была адресована конокраду, который, как мне показалось, ухмыльнулся.
– Я вовсе не улыбался, – возразил он.
– Ты что, хочешь сказать, что я вру?! – рявкнул я и сгоряча огрел его по башке тяжелой оплетенной бутылью. Он тут же свалился под стол, вереща как оглашенный, а парни возле барной стойки побросали стаканы и повалили на улицу, вопя: «Берегись, народ! Брекенридж Элкинс разбушевался!»
Чтобы слегка успокоить нервы, я разворотил всю барную стойку, а затем вихрем вылетел из салуна и пришпорил Капитана Кидда. Даже жеребцу было ясно, что хозяину не до шуток; он сделал всего семь больших прыжков, а затем пустился вперед что было сил. Так мы отправились в Топот Гризли.
Всю дорогу у меня и впрямь перед глазами стоял красный туман, но я не согласен с теми, кто клянется, будто бы я пытался хладнокровно прикончить всех, кто попадался мне на пути от Жеваного Уха в Топот Гризли. Они просто до смерти перепугались, оттого и преувеличивают. Да, я сбивал пулями шляпы со встречных путников, но делал это лишь для того, чтобы слегка успокоиться; иначе я бы наверняка не сдержался, и тогда в Топоте Гризли всем досталось бы на орехи. А ведь по натуре-то я парень скромный и сдержанный, я не обижу ни одной живой души – даже индейца! – если только меня не разозлить сверх всякой меры.
С достоинством, не теряя самообладания, я въехал в Топот Гризли и первым же делом направился в салун, в котором Дик Блантон был завсегдатаем.
– Кто тут из вас Дик Блантон? – требовательно спросил я, и все забеспокоились. Оно и неудивительно: когда дверь в салун с грохотом распахнулась и на пороге появился я, посетители подпрыгнули и испуганно обернулись, а хозяин побледнел и выронил стакан.
– Ну? – повторил я, теряя терпение. – Где этот паршивый койот?
– Д-дайте-ка подумать минутку, п-пожалуйста, – проблеял хозяин. – Я, э-э…
– Не хочешь отвечать, да? – сказал я и пинком вышиб подставку для ног из-под барной стойки. – Ты, небось, дружбу с ним водишь? – Я был так возмущен коварством этого бездельника, что бросился на него, но тот успел спрятаться под стойкой, и я с размаху рухнул всем своим весом прямо на него; все посетители тут же завопили: «На помощь, тут смертоубийство! Элкинс убивает хозяина!»
А этот жалкий трус высунул голову из-под обломков барной стойки и взмолился:
– Ради бога, не трожь меня! Блантон еще вчера ускакал в горы Мескиталь!
Я бросил стул, которым собирался было перебить все лампы на потолке, выскочил на улицу, оседлал Капитана Кидда и поскакал на юг, пока за моей спиной завсегдатаи начинали выходить из своих укрытий. Они успокоились и даже послали гонца к шерифу и его помощникам, чтобы те не приезжали.
Про горы Мескиталь я когда-то слыхал, но бывать там мне еще не доводилось. На закате граница Калифорнии осталась позади, и вскоре вдали передо мной вырос пик Мескиталь. Я к тому времени успел немного поостыть и решил, что пора искать место для привала, чтобы дать отдых Капитану Кидду. Мой жеребец, разумеется, ничуть не устал, ведь в его венах течет кровь аллигатора, но я понимал, что погоня едва началась, и гнать мне еще Блантона чуть ли не до самого Города Ангелов [3], а потому пусть Капитан Кидд побережет силы.
Поселений в этих местах, среди поросших густым лесом горных склонов, почти не было, но вскоре я наткнулся на одинокий домик возле дороги. Я придержал Капитана Кидда и окликнул хозяина.
Свеча, что горела внутри, была моментально задута, в окно высунулось дуло ружья, и кто-то гаркнул:
– Ты кто такой?
– Я Брекенридж Элкинс с Медвежьей речки, что в Неваде, – отвечаю. – Мне бы переночевать да коня покормить.
– Стой, где стоишь, – приказал голос. – Звезды в небе яркие, нам тебя хорошо видать. И знай, на тебя наставлено четыре ружья.
– Ладно, тогда решайте, – сказал
