С каждым днем матросы слабели, становились раздражительнее и злее. Это, в свою очередь, ухудшало их обращение с О'Брайеном и увеличивало его страдания. На семнадцатый день голод стал нестерпим; матросы собирались небольшими кучками и переговаривались вполголоса, время от времени бросая взгляды на О'Брайена. Ровно в полдень совещание подошло к концу. Капитан был выбран, чтобы высказать общее мнение, все собрались на юте.
— Матросы, — начал капитан, — вот уже две недели и два дня, как мы голодаем, а кажется, что прошло два года и два месяца. Так мы долго не протянем. Голодать дальше — выше человеческих сил. Нужно решить вопрос: что лучше — умереть всем или умереть одному. Все мы стоим на краю могилы. Если один из нас умрет, остальные смогут жить, пока не встретится какое-нибудь судно. Что вы на это скажете?
— Это верно! — выкрикнул Майкл Биэйн, тот, что стоял у штурвала, когда «Френсис Спейт» потерял управление. Другие его поддержали.
— Пускай это будет юнга! — закричал Салливен, матрос из Тарберта, бросив многозначительный взгляд на О'Брайена:
— Я считаю, — продолжал капитан, — что если один из нас умрет ради остальных, он сделает доброе дело.
— Да, да! Доброе дело! — прервали его криками матросы.
— Я также считаю, что умереть лучше всего кому-то из юнг. У них нет семей, которые нужно кормить, и друзья их не будут оплакивать так, как нас
— наши жены и дети.
— Это верно. Правильно. Так и нужно сделать, — переговаривались матросы.
Но юнги громко протестовали против несправедливого решения.
— Помирать нам не хочется так же, как и всем вам, — заявил О'Брайен.
— И родных своих мы любим не меньше. А насчет жен и детишек — так ведь ты сам из Лимерика, Майкл Биэйн, и хорошо знаешь, что моя мать — вдова и, кроме меня, о ней позаботиться некому. Это нечестно. Пусть жребий тянут все — и матросы и юнги.
Один лишь Маэни выступил в защиту юнг, сказав, что по справедливости в жеребьевке все должны участвовать на равных правах. Салливен и капитан настаивали на том, чтобы жребий тянули только юнги. Начался спор; в разгар его Салливен обрушился на О'Брайена:
— Мы правильно сделаем, если покончим с тобой! Ты этого заслуживаешь. Мы с тобой расплатимся.
Он подскочил к О'Брайену, намереваясь схватить его и тут же с ним расправиться. Еще несколько матросов двинулись к юнге, протягивая к нему руки. О'Брайен отпрянул и, увертываясь от них, закричал, что согласен на то, чтобы жребий тянули только юнги.
Капитан выбрал четыре щепки разной длины и подал их Салливену.
— Ты, может быть, думаешь, что жеребьевка будет нечестной, — сказал тот, ухмыляясь, О'Брайену. — Ну, что ж, тогда ты сам будешь назначать жребий.
О'Брайен согласился. Ему накрепко завязали носовым платком глаза, и он встал на колени, повернувшись спиной к Салливену.
— Умрет тот, кому ты назначишь самую короткую щепку, — сказал капитан.
Салливен поднял вверх одну из щепок. Короткая она или нет, догадаться было нельзя, потому что остальные щепки он прятал в руке.
— Чья это будет щепка? — спросил Салливен.
— Маленького Джонни Шиэна, — ответил О'Брайен.
Салливен отложил щепку в сторону. Окружающие не могли увидеть, была ли это та щепка, которая означала смерть. Салливен поднял другую щепку.
— Это чья щепка?
— Джорджа Бернса.
Щепка была отложена в сторону, как и первая; Салливен поднял третью.
— А эта для кого?
— Для меня, — сказал О'Брайен.
Быстрым движением Салливен смешал все щепки в кучу. Никто ничего не видел.
— Ну, так ты сам себе ее и выбрал, — провозгласил Салливен.
— Хорошо. Правильно, — вполголоса заговорили несколько матросов.
О'Брайен был очень спокоен. Он встал на ноги, снял повязку и огляделся.
— Где она? — спросил он. — Где короткая щепка? Та, что я выбрал для себя?
Капитан указал на четыре щепки, лежащие на палубе.
— Откуда вы знаете, что моя щепка короткая? — спросил О'Брайен. — Джонни Шиэн, ты ее видел?
Джонни Шиэн, самый младший из всех них, молчал.
— А ты видел ее? — Теперь О'Брайен спрашивал Маэни.
— Нет, я ее не видел.
Матросы тихо переговаривались и недовольно ворчали.
— Жеребьевка была правильной, — сказал Салливен. — Ты мог выиграть, но ты проиграл — вот и все.
— Честная жеребьевка, — поддержал его капитан. — Я сам видел. Короткая щепка досталась тебе, О'Брайен, и ты бы лучше готовился. Где кок? Горман, поди сюда. Эй, кто-нибудь, принесите крышку от бачка! Горман, выполняй свой долг, как подобает мужчине.
— Но как я это сделаю? — спросил кок. Он был подслеповат, нерешителен, с маленьким, безвольным подбородком.
— Это подлое убийство! — выкрикнул О'Брайен.
— Я не притронусь к нему, — заявил Маэни. — Я не съем ни куска.
— Тогда твоя доля достанется другим, не таким трусам, как ты, — насмешливо заметил Салливен. — Делай свое дело, кок!
— Убивать мальчишек не мое дело, — нерешительно запротестовал Горман.
— Если ты нам не хочешь помочь, обойдемся без тебя! — угрожающе заговорил Биэйн. — Кто-нибудь должен будет умереть — не он, так ты!
Джонни Шиэн заплакал. О'Брайен встревоженно прислушивался. Он был бледен. Губы его дергались, а по временам все его тело била дрожь.
— Я нанимался на должность кока, — произнес Горман. — Был бы камбуз, я бы в камбузе и работал. Но марать руки убийством я не буду. Такого пункта в контракте нет. Я кок…
— И ты им останешься не больше минуты! — зловеще проговорил Салливен и в тот же миг схватил кока за голову и круто, сколько хватало сил, заломил ее назад.
— Где твой нож, Майк? Давай-ка его.
Почувствовав прикосновение стали, Горман захныкал:
— Я согласен, но только подержите юнгу!
Жалкий вид кока, казалось, каким-то образом придал сил О'Брайену.
— Все в порядке, Горман, можешь начинать, — сказал он. — Я-то ведь знаю, что ты не хочешь этого делать. Все в порядке, сэр (это в сторону капитана, чья рука крепко сдавила его плечо). Вам не нужно держать меня, сэр. Я буду стоять спокойно.
— Перестань галдеть и принеси крышку от бачка, — приказал Биэйн Джонни Шиэну, сопроводив эти слова затрещиной.
Юнга, еще совсем мальчик, принес крышку. Он шатался и падал, идя по палубе, так он ослабел от голода; по его щекам катились слезы. Биэйн взял у него крышку и снова ударил его.
О'Брайен снял куртку и оголил правую руку до плеча. Его нижняя губа все еще дрожала, но он держался изо всех сил. Горману дали уже раскрытый перочинный нож капитана.
— Маэни, если ты вернешься домой, расскажи моей матери, что со мной случилось, — попросил О'Брайен.
