Этот хребет был высотой около тринадцати тысяч футов, и ветер вдоль него так и ревел. Серый гранит был выметен дочиста, хотя время от времени в воздухе проносились снежные заряды. Мы навалились грудью на ветер и двинулись, волоча за собой санки. В конце концов мы перевалили через гребень хребта, и ветер сразу прекратился, как отрезало.
У меня лицо горело от ветра, а руки онемели. Пальцы задубели в перчатках, и я боялся, что Малыш замерзнет до смерти, он-то ведь лежал привязанный, совсем неподвижно.
Мы немного спустили санки вперед и начали слезать вниз. Вдруг из-за плеча горы вырвался ветер, подхватил санки, вместе с человеком, со всем, подхватил, как сухой лист, — и тут же опустил, не успел вырвать веревку у меня из рук. Нам слышно было, как вскрикнул Малыш, когда его грохнуло об землю и тряхнуло сломанную ногу.
Цепляясь за здоровенные выветренные скалы, я спускал его вниз до какого-нибудь упора. Потом карабкался обратно и спускал Эйндж.
Я потерял всякое ощущение времени, я не мог уже вспомнить, бывает ли вообще на свете тепло.
Ниже нас находилось громадное старое дерево, вырванное из скалы с корнями. Оно растопырилось, как огромный паук, окаменевший с расставленными лапами в момент смерти. Чуть ниже росли несколько истерзанных ветром деревьев, а потом начинался лес. Нам были видны верхушки сосен и пихт, а за ними, далеко внизу, белый-белый снежный мир да кое-где бледное перышко дыма над каким-нибудь домом.
Держась за этот продутый ветром горный склон и глядя вниз, на эти верхушки деревьев, я не мог убедить себя, что где-то есть дом, в котором горит огонь, что где-то покачивается в своей старой качалке Ма, где-то поет Оррин. Слишком далек тот мир от ветра, холода и снега, который хлещет в лицо, словно песок.
Но спустив санки еще немного, мы оказались среди деревьев. Отсюда и до самого дна осталась просто работа — направлять санки, время от времени накинуть виток веревки на ствол дерева, чтобы немного передохнули руки, и самим пробираться вниз. Раз Эйндж чуть не упала, а сам я почти все время держался на полусогнутых коленях.
Пока мы достигли тропы, которую я прорубил, когда строил маленький форт вокруг лагеря, я успел несколько раз упасть, и так задубел от холода и измождения, что почти ничего не соображал. Перекинув веревку через плечо, одной рукой поддерживая Эйндж, я двинулся между высоких сосен к дому.
Снег под деревьями был глубокий, но из трубы медленно тянулся дымок, а в окне горел свет. Казалось, совсем недавно начинал брезжить рассвет, а сейчас уже снова ночь…
Потом я снова упал, прямо в снег лицом. Кажется, я пытался встать… кажется, подобрал под себя руки и приподнялся. Я видел этот свет в окне, слышал, как говорю что-то. Я тащил санки дальше, я добрался до дверей — и пальцы мои не смогли приподнять щеколду.
Дверь внезапно распахнулась, и появился Кэп с шестизарядником в руке — он выглядел как прежний Кэп и был готов немедленно стрелять.
— Можешь не трудиться, Кэп. Думаю, я и так уже мертвый.
Появился Джо Раггер, они сняли Малыша Ньютона с санок и на руках занесли в дом. А Эйндж просто села и начала плакать, а я опустился коленями на пол, обнял ее и только твердил, что все в порядке.
Малыш Ньютон поймал меня за рукав.
— Ей-богу, — сказал он, — сегодня я видел настоящего мужчину! Я думал…
— Поспи, — сказал я. — Джо идет за доктором.
— Я видел мужчину, — повторил Малыш. — Знаешь, когда я нацепил на себя эти револьверы, я думал, что я что-то из себя представляю, я думал…
— Заткнись, — сказал я. И вытянул руки к огню — но издали. Я чувствовал, как миллионы иголочек начинают плясать у меня в пальцах, как постепенно выходит из них холод.
— А если говорить о настоящих мужчинах, — покосился я на Малыша, — погоди, может попадешь когда-нибудь в Мору, так у меня там есть два брата, Тайрел и Оррин. Вот это пара настоящих мужиков!
— Я тоже всегда надеялся из себя что-то сделать, — добавил я чуть погодя, — но только, видать, просто нет во мне той закваски.
Я сидел на краешке кровати просто так, не двигаясь, только ощущал, как понемногу впитывается в меня тепло, чувствовал каждую мышцы — расслабленную и бессильную. Эйндж уже перестала плакать и заснула тут же, рядом со мной; щеки у нее ввалились, под глазами залегли черные круги.
— Ты пробился, — сказал Кэп. И поглядел на Ньютона. — А его ты зачем сюда притащил?
— Ничего лучшего в голову не пришло, Кэп. Я его притащил с горы, потому что больше некому это было сделать.
— Но он хотел убить тебя!
— А как же… было у него такое намерение — но и только. Думаю, с тех пор парень нашел время поразмыслить.
Кэп Раунтри вытащил трубку изо рта и вылил кофе из кружки обратно в кофейник.
— Тогда и ты найди время поразмыслить вот о чем, — сказал он. — В городе появился еще один Бигелоу. Он расспрашивал о тебе.
Не так я устроен, чтобы вылеживаться в постели. Чуть только рассвело, я поднялся на ноги, но толку с меня было пока немного. Ради чего я на самом деле поднялся в такую рань — так это ради жратвы. По-моему, я уже многие годы не был такой голодный.
Эйндж все еще спала в другой комнате, а тем временем в дом вошли Джо Раггер и его жена, только что приехавшая из Огайо.
— Этот новый Бигелоу меня здорово тревожит, — сказал Раггер. — Ты еще в жизни не видел человека, так набивающегося на неприятности.
— Эти Бигелоу, — сказал я, — они мне напоминают вот тех маленьких зверьков, про которых мне один швед рассказывал. Он их называл «лемминги» или как-то в этом роде. Я так понял, что они вдруг ни с того ни с сего подхватываются и бегут к океану… целыми миллионами, бегут прямо в океан и тонут. Эти Бигелоу тоже вроде как подхватились и набрались решимости нарваться поскорее на пулю.
— Не воспринимай его так легкомысленно, — предостерег меня Раггер. — Он убил человека в Денвер-Сити, и еще одного в Таскозе. Бенсон Бигелоу, самый старший, самый здоровенный и самый опасный из них всех.
— Слышал про него, — сказал Кэп. — Только я не знал, что он им родня.
— Он расспрашивал о своих братьях. Они пошли в горы и не вернулись, и он говорит, что это ты их убил.
— Двоих братьев Бигелоу, а с ними еще троих? Ну, это для меня одного чуток многовато. Можете мне поверить, они просто не смогли выбраться оттуда, и я сильно удивлюсь, если когда-нибудь выберутся.
В комнате было тепло, хорошо, я посидел еще немного, а потом растянулся на койке и опять заснул.
Когда я снова открыл глаза, Эйндж что-то готовила на печи. Я поднялся и натянул сапоги. Налил в таз воды, вымыл лицо и руки. Приятно было чувствовать воду на лице, и я решил, что надо побриться.