Ознакомительная версия.
— Слишком сильно сказано. Уверена, тебе будет неприятно, если кто-нибудь услышит и повторит твои слова.
— Уверяю тебя, я готов повторить свои слова где угодно. Я пойду к Коркорану и скажу ему все, что о нем думаю. Я… я…
— Замолчи!
— Кейт, ты сводишь меня с ума! Ты… Коркоран… у меня не укладывается в голове.
— Успокойся, успокойся! Я уже все забыла. Не надо так волноваться по пустякам.
— Скажи мне только одно.
— Нет, больше ни слова. Сначала подумай над этим хорошенько. Утро вечера мудренее.
— По крайней мере скажи мне, почему ты так уверена, что он перестанет играть?
В конце концов, причины, заставившие ее это утверждать, были достаточно смехотворны, и она теперь отлично это понимала: случайно оброненные слова случайного знакомого, которые она приняла за чистую монету. Однако, как многие гордые люди, она не желала ничего выдумывать и опиралась только на правду. А если над ее легковерием будут смеяться, что ж, пусть себе смеются.
— Он сам мне об этом сказал. Сказал, что собирается покончить с картами. Коркоран ведь не таясь признался в том, что он профессиональный игрок.
Из груди Роланда вырвался хриплый стон.
— Что же заставило его тебе это обещать?
Она молчала, благословляя небо за то, что было темно и он не видел, как покраснело ее разгоряченное лицо. Еще час назад она об этом не задумывалась. Но теперь вдруг поняла, насколько странно и удивительно, что этот картежник так с ней разговаривал. Тут она внезапно приняла сразу два решения: во-первых, она пришла к выводу, что с ее стороны было весьма глупо вообще слушать его и тем более верить ему; и во-вторых, дала себе слово, что вообще больше не будет никогда верить ни одному мужчине, если Коркоран не исполнит данного ей обещания. Приняв с чисто женской логикой эти весьма противоречивые решения, она устремила взгляд в темноту.
— Полагаю, — сказала она, — что он решил бросить карты потому… потому, что понял, как это дурно.
Однако Роланд был неумолим:
— Почему же это он вдруг понял?
Она молчала, ненавидя Коркорана, ненавидя всех мужчин на свете и больше всего ненавидя своего собеседника.
— Перед нами умный человек, — упрямо продолжал гнуть свое Роланд. — К тому же такой хитрый и жестокий, что другого такого вряд ли еще встретишь. И вдруг, ни с того ни с сего он решает исправиться, будто впервые понимает, что вел до этого момента дурную жизнь, — для него это словно откровение. И ты хочешь, чтобы я этому поверил? Нет, это слишком!
— Я не прошу, чтобы ты мне верил, — сквозь зубы пробормотала Кейт.
— Очень рад, что не просишь. Тем не менее мы можем говорить откровенно. Наш приятель, игрок, вдруг проникся нежными чувствами к Китти Мерран, дьявол забери его черную душу! — Роланд встал со скамьи, на которой сидел. — Мне нужно идти, Кейт, — сказал он.
— Почему вдруг? Но во всяком случае, ты должен мне обещать, что между тобой и мистером Коркораном…
— До свидания! — вскричал Роланд, испытывая мучения от одного только повторения этого ненавистного имени, и направился к калитке. Она бросилась следом.
— Генри, — позвала она, — ты же знаешь, чем это кончится, если между вами возникнет ссора.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вы оба будете убиты! Что-то подсказывает мне. У него слишком быстрая рука, он не может не убить, а ты слишком силен и крепок. Если вы будете драться, значит, умрете оба. Ты это понимаешь, Генри? Я хочу, чтобы ты поклялся, что близко не подойдешь к мистеру Коркорану…
— Я не могу этого обещать.
— Генри!
— Поверь мне, Кейт, я сделаю все, что в моих силах, для того чтобы уладить это дело в твоих интересах, в моих и… в интересах Коркорана! — Голос его задрожал от ненависти, горя и ярости, и он поспешно пошел прочь, в темноту ночи.
Китти проводила его до калитки и стояла, пока он не скрылся из глаз, и только потом медленно побрела к дому. Ей чудилось, что с одной стороны рядом с ней широкими шагами движется высокая фигура Генри, а с другой ей виделось бледное лицо Коркорана и слышались его легкие шаги. Сражение началось. И если так, на чьей она будет стороне?
Девушка задрожала от ужаса, когда поняла, что не может пожелать Генри Роланду успеха!
Он не знал наверняка, однако мог догадываться, что происходило в душе дамы его сердца. Мрачно шагая в темноте, он приходил в бешенство от мысли, что сам, по своей глупости настаивал на продолжении разговора, который закончился так нехорошо.
Он был так зол, что готов был убивать. Однако если он злился на себя, то Коркоран в его глазах был все равно что какое-нибудь ядовитое животное — дай только найти, и он его непременно уничтожит.
По дороге ему попались трое здоровенных шахтеров, они шли обнявшись, высоко подняв головы; все были пьяны, однако не до бесчувствия — просто бесшабашно веселы. Когда Генри Роланд хотел их обойти, ближний подставил ему ножку, и для того, чтобы не упасть, ему пришлось по инерции пробежать несколько шагов вперед. Пьяная троица, хохоча, проследовала дальше, довольная своей выходкой.
Роланд не мог вынести этого смеха: он вернулся и нанес сокрушительный удар своим огромным сильным кулаком прямо в лицо тому парню, что шел в середине. Парень рухнул на землю, вырвавшись из рук товарищей.
Двое самоотверженно бросились на защиту товарища, но где им было сладить с атлетом, который всю свою молодость только и делал, что тренировался, готовясь к беспощадной борьбе. С сокрушительной силой он сбил оставшихся двоих с ног и пошел дальше, оставив за спиной стонущих и проклинающих все на свете парней.
Схватка принесла некоторое облегчение, однако ему этого показалось мало, гнев его еще не остыл. Ему хотелось, так сказать, вонзиться в довершение клином в плотную кучу игроков; но больше всего он мечтал о том, чтобы добраться до Коркорана. Вот он и направился к отелю, и ему тут же показали комнату его врага.
— Войдите, — раздался голос.
Он открыл дверь и увидел Коркорана, который сидел, опершись обеими руками на тросточку и опустив на них голову. Он был целиком погружен в свои мысли.
— Кто там? — осведомился Коркоран, словно больной, которому трудно было открыть глаза.
Эта холодная наглость привела Роланда в еще большую ярость. Он громко хлопнул дверью, закрывая ее, и этот звук заставил Коркорана поднять наконец глаза на вошедшего без стука, однако это было сделано медленно и вполне равнодушно.
— Я вижу, вы чем-то взволнованы, мистер Роланд, — сказал он. — Присядьте, пожалуйста.
— Берлингтон, — начал Роланд, — я намерен сказать следующее…
— Прошу прощения, — перебил его Коркоран. — Какое имя вы назвали?
Ознакомительная версия.
