Увы, Елена Армстронг была натура довольно редкая среди женского пола. Эта девушка могла любить один только раз. Утратив любимого человека, она не могла и не хотела любить никого другого: как орлица, которая лишается гордого своего супруга, она предпочитала умереть или оставаться всю жизнь в одиночестве.
Но были у него и поводы для радости. Счастье другой его дочери, беспрерывная ее веселость, надежды, которые образовали как бы ореол вокруг ее жизни, словно озаряли будущее каждого. Его ничто не печалило в тот вечер, когда он сидел за столом в трапезной бывшей миссии. Перед ним стоял горячий пунш и в зубах дымилась хорошая сигара; он был веселее всех собеседников.
Они позабыли уже о подозрительном служителе Луи Дюпре и рассуждали, возможно ли возделывание сахарного тростника в долине Сан-Сабы.
Они все знали, что тростник пойдет хорошо, но вопрос заключался в том, покроются ли издержки. Как и всегда почти, мнения разделялись. Одни полагали, что тростник даст хороший доход, другие утверждали, что не стоит им заниматься. Растение было массивное и трудное для перевозки, в особенности на далеком расстоянии от порта.
В то время, когда спор разгорался, в комнату вошел человек и, не ожидая вопроса, сказал несколько слов, прекративших разговор о сахарном тростнике.
Вот эти слова:
— Господа, в окрестностях индейцы!
Глава LV. МНИМАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ
Человека, принесшего это известие, звали Гаукинсом. Он принадлежал к колонии Армстронга, хотя и не был в числе ближайших друзей полковника, чтобы получить приглашение к столу или хотя бы к тому, чтобы выпить рюмку вина после обеда. Это был человек простой, в охотничьем костюме.
Он вошел в комнату без доклада, будучи уверен, что принесенное известие избавляет его от этой формальности.
Действительно, едва он упомянул об индейцах, как все собеседники встали из-за стола и с нетерпением ожидали объяснения.
Заговорил один полковник Армстронг: старый воин проявил подобающее в минуту тревоги присутствие духа:
— Индейцы в окрестностях? Почему же вы думаете, Гаукинс, что они в окрестностях?
— Имею самое лучшее доказательство, полковник: я видел их собственными глазами, — ответил Гаукинс.
— Вы их видели? Где?
— Сегодня утром рано мы с Крисом Туккером отправились на охоту и встретили целый их отряд.
Весть эта произвела громовое действие на колонистов. Они перепугались тем более, что это была первая тревога в подобном роде.
Теперь, после сообщения, сделанного охотником, странное поведение дворецкого Фернанда сразу стало понятно. Все присутствовавшие заключили немедленно, что дворецкий имел тайные связи с индейцами, которые замыслили или тайное воровство или открытый грабеж.
Мысли этой было достаточно, чтоб взволновать гостей полковника Армстронга. Они встали и приготовились действовать.
Старый воин заговорил первый.
— Приведите нам вашего дворецкого, Дюпре, — сказал он, — мы посмотрим, как он будет защищаться.
— Позовите сюда Фернанда, — сказал молодой плантатор одному из негров, прислуживавших за столом, — пусть идет сию минуту.
Негритенок вышел исполнить поручение.
Во время его отсутствия продолжали расспрашивать Гаукинса о разных подробностях.
Но все добытые сведения могли только усилить страх.
Все лица вытянулись, когда негритенок вошел в столовую и объявил, что Фернанда искали и нигде не нашли.
Глава LVI. ПОСТУПКИ ФЕРНАНДА
В то время, как полковник Армстронг со своими гостями старались выяснить дело в столовой, дочери его, находившиеся в саду, испытывали не менее сильное волнение.
После того, как дворецкий прошел мимо них и исчез в проломе стены, первым чувством их было изумление и любопытство, которое вскоре уступило место подозрению.
— Что этот человек может там делать? — спросила Елена, первая придя в себя.
— Действительно, что ему там делать? — повторила Джесси.
— Это вопрос, на который ты лучше меня можешь ответить, Джесси, потому что он доверенный слуга твоего Луи, а Луи, вероятно, говорил тебе о нем.
— Он не говорил мне о нем никогда ни слова; он знает, что я не люблю этого человека, что я невзлюбила его с первого же взгляда.
— Не украл ли он чего-нибудь и не понес ли спрятать вне дома? Золото Дюпре, например, или твои драгоценные вещи, подаренные женихом?
— О, нет, мои драгоценные вещи у меня в комоде и заперты в комнате, от которой ключ я взяла с собой. Что касается золота, то у Луи его нет. Все его деньги в серебряной монете, которою набито несколько бочонков. Фернанд не мог украсть серебро, а если бы украл, походка его не была бы такая легкая. Он ведь ничего не уносил, не правда ли?
— Я ничего не видела, он прыгал, как стрекоза, — сказала Елена. — Вероятно, он скоро возвратится и, без сомнения, пройдет опять здесь. Оставшись для наблюдений, мы можем открыть его замыслы. Подождем. Ты не боишься, Джесси?
— Признаюсь, мне страшновато. Веришь ли, Елена, что этот Фернанд внушает мне такое же чувство, как тот длинный верзила, которого я несколько раз встречала на улицах Начиточеза. Иногда он смотрит на меня совершенно так же, а между тем они не похожи друг на друга.
— Если ты боишься оставаться здесь, пойдем домой. Но любопытство мое сильно возбуждено странным поведением этого человека. Я хотела бы видеть развязку. Ну, что же, идем или остаемся?
— Я больше не боюсь, ты меня совсем ободрила. Притом, мы можем открыть что-нибудь для пользы Луи, а следовательно, и к общей нашей пользе.
— В таком случае останемся здесь, — сказала Елена.
Решившись дождаться возвращения Фернанда и подсмотреть за ним, сестры надумали выбрать удобный пост для наблюдения, с которого можно бы было все видеть, не находясь самим на виду.
— На обратном пути он может легко пройти здесь, а не по центральной аллее, — сказала Елена. — Гораздо же лучше нам спрятаться. Удивляюсь, что он и прежде не заметил нас. Без сомнения, мы были бы замечены, если бы он не так часто оглядывался. Может быть, на обратном пути он не будет так спешить, а если он нас увидит, то мы ничего не узнаем. Где же нам устроить засаду?
Они смотрели по всем направлениям, чтобы отыскать место удобное для наблюдений. Найти было нетрудно. Кустарники, которые давно не подрезали, разрослись пышно и закрывали стену во всю длину.
Им хотелось, не будучи самим на виду, обозревать и пролом в стене, и аллею, которая вела оттуда прямо к дому.
Вблизи было нечто вроде беседки из кустарников, к которым примешивались орхидеи, бегонии и другие ползучие растения и паразиты, не более как в двадцати шагах от пролома.
