— Только третья её часть, — мрачно отозвался Питер. — Так вернее. Слушай, ты же молод. У тебя ещё все впереди.
— Начинать все сначала, выбираться с самого дна? — с горечью в голосе спросил кузен.
— Так ведь у тебя есть, ради чего это делать! — ответил Питер.
— Имеешь в виду Рут. Я знаю, ты о ней говоришь. Но ничего не выйдет. Я никогда не смогу уговорить её связать со мной свое будущее. После того вашего знакомства она уже никогда не согласится на это. Зато нарваться на отказ будет проще простого. Мне нужно было бы быть с ней поделикатнее, Пит. А уж теперь, когда у меня не будет и гроша за душой…
— С чего ты это взял, Чарли? Ведь никто ещё не лишил тебя наследства!
— Это только пока, — мрачно сказал Чарльз, — до тех пор, пока отец ещё ничего не знает. А потом все будет кончено в момент! Он же кремень, скала! И как только он у знает о том, что я натворил, то просто отречется от меня. А потом усыновит кого-нибудь другого. И объявит его своим наследником.
Питеру показалось, что повод для причитаний был слишком уж однобоким. Выходило, что Чарльз беспокоился совсем не об отце, сердце которого будет безнадежно разбито известием о выходке сына, и по-настоящему пугала его лишь перспектива потерять собственность.
Тем не менее, Питер уже больше не мог тянуть с тем делом, ради которого он пришел. Достав из кармана долговые расписки, он положил их на стол.
— Вообще-то, Чарльз, — сказал он, — тот парень решил просто пошутить над тобой. Он знал, кто ты такой, и разорять тебя вовсе не собирался. Ему вполне хватило наличных, которые он выиграл у тебя. Но он не ставил себе целью пустить тебя по миру!
Чарльз брал собственные расписки одну за другой, ещё какое-то время разглядывал их, а затем вновь обратил взгляд на Питера.
— Я изо всех сил пытаюсь понять, — сказал он, — но у меня ничего не складывается. Это превыше моего понимания! Ты что, поймал того старого толстого простофилю и ограбил его?
Питер покачал головой.
— Позволь назвать тебе имя этого старого простофили. Ну, конечно, ты же не знаешь его в лицо, а я как-то сразу и не подумал об этом. Но дело в том, что это был Майк Джарвин.
— Джарвин? — ахнул Чарльз.
— Мошенник Джарвин.
— Боже мой, а я… каким же я был идиотом!
— Похоже на то.
— Но что…
— Он не собирался разорять тебя, Чарли. Он хотел просто как следует проучить, и поэтому-то и взял с тебя все эти расписки.
— Но ведь Джарвин никогда никому ничего не возвращает. Такого ещё никогда не было!
— Даже у Майка есть свои принципы. Даже он порой хочет, чтобы все было по правилам. Это своего рода парадокс. Я не нахожу этому объяснений. Но думаю, что взять эти деньги у тебя для него слишком примитивно.
Чарльз изумленно всплеснул руками.
— Я был готов поклясться, что этот толстяк был лишь чокнутым простофилей, которому просто случайно повезло. А теперь выясняется, что это был Джарвин собственной персоной! Слушай, Пит, а почему же он сам не пришел сюда и не сказал мне всего этого? Почему прислал тебя?
Он холодно и с нескрываемой враждебностью разглядывал Питера.
— Дело в том, — сказал Питер, — что у него были ещё другие дела. Он знал, где тебя искать. И послал меня…
— Послал тебя?
— Я работаю на него, Чарли.
— Ты… работаешь… на Джарвина!
— Да. Вот уже…
— Так вот почему ты исчез из дома? Вот почему твой отец едва не сошел с ума от горя?
— Именно поэтому.
— Но зачем? Черт возьми, зачем тебе это?
— Что ж, расскажу тебе и об этом, — согласился Питер. — Меня всегда тянуло к чему-то неизведанному, Чарли. И к тому же мне надоела скучная жизнь на ранчо. Не хотелось огорчать отца. К тому же, в конце концов, на ранчо теперь все в порядке. Вот так я снялся с насиженного места и отправился на рудник к Джарвину, собираясь познать жизнь такой, какая она есть на самом деле, безо всяких прикрас.
В какой-то момент во взгляде Чарли вспыхнул и тут же потух огонек презрения.
— Без прикрас, могу себе представить! — хмыкнул он.
— Да, — сказал Питер, — именно так!
Глава 29. ОКРУЖНОЙ ЧЕМПИОН
При выполнении данных ему поручений Обмылок никогда не отличался огромным усердием. Так как считал, что если хозяин и так получит с этого какую-никакую выгоду, то с его стороны не будет большим преступлением, если он немного подумает и о себе. Поэтому, заседлав коней, он отправился выбирать лошадей для повозки. Он просто наскоро вытер усталых мустангов, плеснул им воды и дал немного пожевать овса, а сам тем временем принялся подбирать замену. Это было совсем несложно. В городе отбоя не было от желающих торговать и торговаться. Так что всего через несколько минут он набрел на повозку, в которую были впряжены достаточно бодрые кони. Разыскав владельца, Обмылок предложил ему упряжку Джарвина в обмен на его пару. Тут же и ударили по рукам. Хозяину повозки нравились высокие кони, а мустанги из конюшни Джарвина были почти на голову выше его собственных. На доплату Джарвин выдал сто долларов; Обмылок же смог сторговался на сорока, и возвратился обратно весьма довольный собой, ведя в поводу новых коней и с шестьюдесятью долларами чистого дохода в кармане.
Мулат был глубоко убежден, что деньги существует на свете для того, чтобы их тратить. Он впряг коней в повозку, оставляя их на попечение мальчишки — помощника конюха. На противоположной стороне улицы, прямо напротив конюшни призывно сияло огнями недавно открытое кафе, и праздничая иллюминация была приурочена к этому замечательному событию. Высокие табуретки у стойки казались Обмылку сказочными тронами. И хотя ему было строго-настрого наказано никуда не отлучаться и дожидаться в повозке, но голод все же взял свое.
Перейдя через улицу, он вошел в заведение и уселся на первый же освободившийся стул. Здесь стояло несколько плит, у которых священнодействовали трое поваров. Аромат кипящего молока и запах душистого кофе касались ноздрей Обмылка и волновали его душу. Дым поднимался и над жаровнями, на решетках которых шипели гамбургеры, подрумяниваясь и покрываясь хрустящей корочкой. Булькал раскаленный жир, в котором обжаривался французский картофель — потом его вынимали, с золотистых ломтиков капало масло, а Обмылок оставался неподвижно сидеть, вдыхая трепещущими ноздрями тончайший аромат.
— А вам что? — спросил официант, убирая тарелки, стоявшие перед Обмылком на столе, застеленном клеенкой.
— Мне? — переспросил Обмылок, прикрывая глаза, чтобы посоветоваться с собственным чутьем.
В этот момент совсем рядом раздался грубый голос:
— Белые обслуживаются в первую очередь. Принеси мне пирог!
