Ознакомительная версия.
Возглас кричащего подхватила дюжина других голосов. Толпа орала до тех пор, пока мальчику не показалось, что звезды потухли. И все выкрикивали имя «Стремительный Орел». Джонни понял, что его нарекли этим именем и он будет носить его до тех пор, пока не сотрет каким-нибудь новым подвигом.
Однако ему стало совсем не по себе, когда Рейни, не покраснев от стыда за ложь, сообщил, что это действительно его имя, потому что небесные духи Востока тоже называли мальчика Стремительным Орлом. И, не смущаясь, продолжил рассказ о том, как Стремительный Орел отдал скальп Говорящего Волка и три трупа, которые числились на его счету, шайенам и Сломанному Ножу. Себе же взял лишь коня Говорящего Волка в качестве доказательства, что с этого момента племя пауни его враги.
Ошарашенный такой дикой выдумкой, или, точнее, выдумками, бедный Джонни не знал, в какую сторону бежать. Но неожиданно не смог сделать ни одного движения. Дюжина самых почитаемых воинов, каждый из которых был настоящим великаном в боевой раскраске, схватили его коня за уздечку и, образовав вокруг заслон, вывели его в круг.
Они принудили коня неспешно обойти костер, и тогда все, поднявшись на ноги, начали пляску, в которой участвовало с полдюжины шаманов, один нелепее другого. Позади прыгающих, кружащихся и отбивающих поклоны воинов мальчик увидел ребятишек, которые подпрыгивали, чтобы лучше разглядеть бледнолицего героя, а за ними — женщин. Многие из них поднимали над головами крошечных обнаженных младенцев, чтобы те тоже могли насладиться зрелищем и вспоминали о нем, когда станут воинами. Тела малышей не были такими темно-красными, как у взрослых индейцев. В красноватых отблесках костра они отливали золотом. Вокруг Джонни были только улыбающиеся люди, издающие в приладке безумного веселья радостные восклицания.
Внезапно мальчик как бы отгородился от всего этого. Он не понял, как это случилось, но почему-то оказался в жилище Сломанного Ножа. Рядом был Хэнк Рейни, с нескрываемым удовольствием поглощающий бизонье мясо, которое тушилось в большом котле над костром, разложенным посредине вигвама. Стены его были расписаны странными изображениями синих, алых, желтых и зеленых бизонов, медведей, оленей. Тут же были нарисованы восходящее солнце и свитки, в которых описывались подвиги великих охотников. Сам Сломанный Нож сидел напротив лежанки и курил, не сводя глаз со скальпа, висящего в дыме костра. Статная скво стелила для белых мягкую, просторную постель, а семилетняя девочка стояла между Джонни и костром и во все глаза смотрела на него.
И только одна нотка печали омрачила общее веселье.
Она исходила от старшей дочери Сломанного Ножа. Ей было четырнадцать, но она казалась несколько старше. Это была стройная, как тростинка, и пугливая, словно олень, красивая девочка. Глазами испуганного дикого зверя она смотрела на мальчика, когда он вошел в вигвам, а затем упала на постель и залилась слезами.
Даже Джонни было ясно, что плакала она из-за брата, Взлетающего Ястреба. Звуки ее сдавленных рыданий так и стояли у мальчика в ушах.
Когда неразбериха встречи закончилась, Джонни начал уже ощущать себя человеком дня, заново осознавать собственное достоинство, но рыдания девочки заставили его вспомнить множество неприятных вещей, а главное, что с начала своего путешествия из Нью-Йорка он нисколько не приблизился к украденному револьверу и к Дочери Луны.
В разгар этого беспокойства, думая об отце и бедной тетушке Мэгги, мальчик вдруг снова понял, как это уже неоднократно случалось с ним раньше во время этого продолжительного путешествия, что сама Судьба бросает ему вызов, толкает его неизвестно куда к собственному царственному удовольствию.
Великан Хэнк Рейни, покончив с едой и отложив ложку из рога бизона, подошел к мальчику и присел на корточки. Как настоящий индеец, он, казалось, мог сидеть в таком положении сколько угодно времени без всяких видимых усилий.
— О чем ты думаешь, сынок? — поинтересовался он. — Скучаешь по дому? Или беспокоишься насчет Длинной Стрелы? А может, удручен открывшимися способностями Хэнка Рейни ко лжи? Или думаешь о прекрасных черных глазах вон той девушки? Размышляй о чем хочешь, сынок, но не смотри на эту девчонку дважды. Иначе окажешься на краю колодца, а упав в него, непременно утонешь и останешься тут, в зеленых прериях, до конца своих дней!
Джонни удивило, что Хэнк не остановился лишь на том, что мальчика волновало больше всего, а коснулся сразу многого. Но он зауважал его за это только сильнее и потому решил выяснить самое неприятное.
— Послушай, Хэнк, — тихо сказал он, — зачем ты наплел с три короба, когда рассказывал обо мне? Подумай, ведь когда индейцы узнают правду, они сядут, хорошенько поразмыслят и станут нас презирать! Между прочим, мне и самому все это ужасно противно. Лучше бы ты ничего не говорил!
Хэнк Рейни посмотрел на него и подмигнул.
— Ну, парень, я знаю, что ты зануда и кристально честный человек. Только попробуй глянуть на все происходящее с другой стороны. Людям нужно давать то, чего они от тебя ждут. Ты видел старое железо, которое торговцы тащат сюда, в прерию? Сталь куда лучше того, что они предлагают, — олово наполовину с какой-то дрянью. Но индейцы хотят побрякушек, вот их и получают. Им нужно то, что они могут понять.
— Неужели они не в состоянии понять правду? — бросил мальчик на Хэнка негодующий взгляд.
Но тот только улыбнулся:
— А ты можешь понять поступки индейцев? Например, то, что они подвергают пыткам своих мальчиков, прежде чем те станут воинами? Нет, смысл этого тебе не постигнуть никогда, да и мне тоже. Вот так же и в твоем случае. Вряд ли они могут воспринять то, что было на самом деле. Хотя все это не сравнить с той чепухой, которую я им нагородил. Предположим, я сяду и поведаю им, что на другом конце света твой отец лишился револьвера, а ты не стал ждать, чтобы сказать ему «до свидания», просто исчез и оставил его в своем вигваме кусать локти и думать, что, возможно, тебя убили. Сообщу, что женщины твоей семьи в знак траура по тебе срезают волосы и с горя себя расцарапывают. Предположим, я скажу им правду. Скажу, что ты ушел из дома и проделал весь этот путь, чуть было не умер с голоду и тысячу раз рисковал жизнью. Вот этому они вряд ли поверят. Нет, скорее всего станут пересмеиваться за твоей спиной. Подумают, что я лгу, а ты еще больший лжец, чем я. Или, возможно, решат, что в способности рассказывать небылицы мы с тобой равны.
Юный Джонни Таннер нахмурился, пытаясь переварить услышанное. Наконец выдавил из себя:
— По крайней мере, мог бы не пороть всей этой чепухи насчет заклинаний!
Ознакомительная версия.
