— Какие враги ищут тебя?
— Тускарора… они быть много. Великие воины.
— Здесь ты в безопасности, Уа-га-су. А когда ты совсем поправишься, мы отведем тебя к твоему народу или проводим достаточно далеко.
Понемногу я уяснил историю его побега. Они его поймали на охоте и пытали три дня, с каждым днем все свирепее. Потом привязали к столбу для сожжения. Он ухитрился, шевеля ступнями, перевернуть горящую ветку, толкая ее за еще не охваченный огнем конец, наклонить и уронить на ремень, связывающий лодыжки. Освободив ноги, он как-то сумел высвободить и руки, перепрыгнул через огонь и убежал в лес. Они немедленно кинулись следом, но он ускользнул. А потом, израненный, слабый, изможденный, свалился у края болота — и тут, почуяв его кровь, приплыл аллигатор…
* * *
С приходом ночи большие ворота нашего форта закрывались и запирались. Меньшие ворота, скорее калитка, выходящая на речную сторону, тоже запирались на засов. Ночью двое часовых обходили стены, а с людьми, остававшимися на флейте, мы договорились о системе сигналов. Они там тоже несли вахту.
Ничто в моей натуре не позволяло мне полагаться на судьбу, ибо я был убежден, что удача приходит лишь к тому, кто упорно работает и хорошо все продумывает. До сих пор мы не знали неприятностей с индейцами. Хотелось надеяться, что так будет и дальше.
Ночным караулом командовали посменно несколько человек; я делил эту обязанность с Джублейном, Пиммертоном Берком и Сакимом. В ту ночь дежурил Пим, и вот через несколько минут после полуночи он меня разбудил.
— Барнабас! Можешь выйти?
— Что там?
Как всегда, я проснулся мгновенно.
— Не знаю. Только лучше б тебе выйти.
Он бесшумно исчез. Я вскочил и начал быстро одеваться.
— Что случилось, Барнабас? — Абигейл тоже проснулась.
— Не знаю. Но, боюсь, что-то серьезное, Пим не тот человек, чтобы поднимать тревогу попусту.
Я пристегнул шпагу, сунул за пояс пистолеты, взял мушкет и выскользнул в темноту. Услышал еще, как возится в хижине Абигейл, — и поднялся по лестнице на стену.
Рядом появился караульный. Я знал, что он с Ньюфаундленда, человек надежный и крепкий и зовут его Нед Таннер.
— Они там, снаружи, капитан, — прошептал он, — и, по-моему, их там полным-полно.
Направившись по дорожке под стеной, я нашел Пима Берка и взял с собой. Вместе мы дошли до второго караульного.
— Таннер говорит, что их там очень много. А ты что скажешь?
— Да, — тихонько ответил караульный, здоровенный смуглый парень из Бристоля. — Что-то у них на уме, капитан. Они под стенами везде кругом.
Прислушиваясь, я слышал, как движутся люди, но что они задумали, догадаться не мог.
— Пим, — сказал я, — иди вниз и подними человек шесть надежных ребят. Остальным дай пока спать, если хотят. Может оказаться, что нам предстоит очень длинный день.
Надо сказать, захватить укрепленную частоколом позицию дело нелегкое, если защитники начеку. С пушками это просто, без них — почти невозможно, разве что из-за ротозейства защитников. Но сам факт, что неизвестный враг пока не нападает, говорил о каких-то приготовлениях, что свидетельствовало об определенных познаниях в методах войны и взятия укреплений. А это означало, что среди них может быть белый человек. Испанцев, у которых имелись поселения на землях Флориды, отнюдь не радовало желание англичан осесть в Виргинии, и вполне могло оказаться, что попыткой взять наш форт руководила небольшая группа испанцев. Конечно, это были голые предположения, фактов у меня не имелось никаких.
Я взглянул на звезды и понял, что с момента моего пробуждения прошел уже почти час. Лестница у меня за спиной поскрипывала — это люди поднимались на свои места.
Я убил много времени, переходя с места на место по мосткам вдоль стены и прислушиваясь, но так и не смог понять, что они задумали. Внизу подо мной двигались по крайней мере двое, а может и больше, — возможно, они просто искали способ попасть внутрь.
Я негромко проговорил:
— Что вам нужно?
Причем заговорил я на языке катоба.
Внизу все сразу стихло.
— Мы не спим, — продолжал я, — но неприятностей нам не нужно. Если хотите поговорить, приходите к нам при дневном свете, и мы будем с вами разговаривать. А раз вы пришли ночью, у нас единственный выход — считать вас врагами.
Снова стало тихо. Потом прозвучал чей-то голос:
— Выпусти сюда катобу. Он — наш.
— Он — свой собственный. Он не принадлежит вам. И не принадлежит нам.
— Выгони его за стены, мы заберем его и уйдем.
— Он хороший человек. Он работает вместе с нами. Мы не выгоним его. Он пришел в наше селение за защитой.
— Тогда мы сами возьмем его. Это я, Нагуска, говорю.
— Ты тускарора.?
— Это так.
— Тускароры — гордый народ. Они хорошие воины. Но я — англичанин. Мы не выдаем тех, кто пришел к нам за помощью.
— Пусть будет так. — Кажется, он не слишком огорчился. — Тогда вы умрете. Все.
И дальше он, к моему удивлению, заговорил по-английски.
— Вы, англичане, слабый народ. Вы рассказываете ложь о своей стране за морем. Вы маленький народ. Вы не умеете охотиться. У вас нет мехов. У вас нет больших деревьев. У вас есть только большие каноэ и жадность на вещи, которые принадлежат другим.
— Ты говоришь по-английски?
— Мой отец был англичанин. Он научил меня многим словам, пока я не начал понимать его слабость. Он не был воином. Он не был охотником. Он не умел ничего… ничего, что делает человека мужчиной.
— У нас в стране лишь некоторые мужчины воины, а дичи у нас мало, и потому лишь немногие из нас охотники. Мы получаем то, что нам нужно, обменом.
— Тьфу! Это женский путь! Воин сам берет то, что ему нужно!
— Кто был твой отец?
— Он был никто. Он умел только царапать значки на бумаге, на коре, на всем, что находил. Он говорил мне, что в них волшебство, поэтому мы их не сожгли, но ему они не помогли.
— Он умер?
— Давно. Это хорошо, что он умер. Я очень стыдился, что у меня такой отец.
— Я думал, что у вас для мальчика самый главный — брат матери.
— Да, это так. Брат моей матери был великим воином!
Он, кажется, говорил довольно охотно, а пока мы разговариваем, драки нет. Я шепотом сказал это Пиму, но посоветовал удвоить бдительность.
— Приходи к воротам днем, и приходи один. Я буду говорить с тобой, Нагуска.
— Днем? Днем вы все уже будете мертвые. Или пленные, чтобы умереть на костре.
— Ты сказал, что твой отец делал знаки на бумаге и на коре. У тебя есть эти бумаги и кора? Я хотел бы видеть их.
— Есть. Я знаю, где они спрятаны. Мой отец был слабый человек. Он не мог пользоваться оружием, он не мог охотиться. Над ним много смеялись за его слабость. Единственное, что он мог, — это делать знаки на бумаге.
