— Какая чушь! — воскликнул Уотерс.
Чип же грозно засопел.
— Ну да, тебе, наверное, куда ближе твоя прокисшая английская кровь, — угрожающе начал он. — Ты бы предпочел стать одним из трусливых аристократов или, или, может быть, толстозадым милордом, одним из лживых, гадких, никчемных людишек…
— Замолчи, — гневно приказал Уотерс.
— Не замолчу, — ответил Чип.
— Нет, ты заткнешься, — злобно прошипел Уотерс, — потому что я заставлю тебя замолчать.
— Сними с меня наручники, и тогда увидишь, что даже двоим таким амбалам, как ты, никогда не одолеть меня, — пообещал Чип.
— Хорошо, я освобожу тебе руки, — сказал Уотерс. — Но тебя, видать, давно не били. Ты уже давно на это напрашиваешься, и сейчас получишь у меня сполна!
— Даже целому острову проклятых англичан не одолеть ирландца! — выкрикнул Чип.
— Да за одного англичанина троих ирландцев дают, — ответил Уотерс.
Я думал, что после этих слов мальчишка завяжется узлом.
— Не ври! — продолжал кричать он. — Ты врешь! Врешь! И если бы только у меня были свободны руки, то все увидели бы, какой ты врун!
Уотерс распалился не меньше.
— Все легавые, а также воры и прочие проходимцы родом из Ирландии, — заявил Уотерс.
— Да, но это настоящие преступники, — мгновенно отпарировал Чип, а не жалкие бездельники типа Дага Уотерса!
— Ах ты, щенок! — процедил Уотерс сквозь зубы.
— Через минуту сюда вернется шериф, — продолжал Чип. — Так что, тебе лучше поскорее смыться, потому что он тоже ирландец, и если ему в руки попадется скотина-англичанин, вроде тебя, он просто набьет тебе морду, а мне не хотелось бы, Уотерс, чтобы треснула твоя шкура, потому что тогда все увидят, какая жалкая и трусливая душонка скрывается под ней!
Пытаться переспорить этого мальчишку было занятием совершенно неблагодарным, а каждое слово, слетавшее с его острого языка, ранило сильнее, чем удар кулака.
Уотерс лез из кожи вон, но так и не смог подобрать достойного ответа. Тогда я подошел к нему и похлопал по плечу.
— Лучше не связывайся, — посоветовал я. — Раз уж этот петушок распушил хвост, то утихомирить тебе его все равно не удастся. Так что, старина, даже и не пытайся. Последнее слово всегда останется за ним.
— Вот погоди, пока я освобожу ему руки, — пообещал Уотерс. — И уж тогда-то я преподам ему урок хороших манер. Он его у меня на всю жизнь запомнит. Видать, он уже слишком давно не ходил в школу. И это его сильно портит.
— Ничего, я покажу тебе, чему выучился сам, — ответил мальчишка.
Уотерс наклонился к нему, и, казалось, стоило ему лишь коснуться замка наручников миниатюрной отмычкой, как железные браслеты тут же упали на землю.
— А я даже вставать не буду, — заявил мальчишка. — Слишком много чести.
— Ничего, сейчас вскочишь, как миленький, — пообещал Уотерс, поднимая с земли длинный, крепкий прут.
Я решительно шагнул вперед и перехватил его руку.
— Даг, — сказал я, — так не годится. Он же ещё ребенок. Не станешь же ты связываться с мальчишкой.
— Отстань, — огрызнулся Уотерс. — Тебе что, тоже не терпится приобщиться? Тогда давай, хватайся за пушку, и начнем!
Мне было очень страшно. Конечно, теперь ему было необходимо выпустить пар, и он наверняка предпочел бы выместить всю злобу на мне, чем на каком-то мальчишке.
— Даг, — возразил я, — я тебя умоляю, пойди прогуляйся вон до того конца поляны и обратно. И после я сделаю все, что ты скажешь. Даже возьму в руки оружие, если придется.
— Нет, сейчас! Прямо сейчас! — настаивал Уотерс.
Он был вне себя от ярости. В него словно бес вселился, и зрелище это было не для слабонервных. Пыл мой несколько поугас. А внутри у меня все похолодело от страха.
Но, как говорится, если кролика загнать в угол, то даже он начнет кусаться. Мое же положение тогда казалось совершенно безвыходным. Думаю, что я обязательно спасовал бы и отступил, если бы обошлось без свидетелей, которым, как назло, оказался сам бесстрашный маленький Чип!
Делать было нечего, я нащупал рукоятку своего пистолета и крепко обхватил её.
— Давай, начинай, — приказал Уотерс, или, вернее сказать, тот злобный дух, которым Уотерс оказался одержим тогда.
Но тут, в самый последний момент, между нами встал Чип.
— Прекратите немедленно! — воскликнул он.
— Прочь с дороги! — прорычал Уотерс, отталкивая мальчишку, который не устоял на ногах, падая навзничь.
Вряд ли одного удара вполсилы было бы достаточно, чтобы сбить с ног такого настырного мальчишку, как Чип. И тем не менее, он упал, и удивленно глядя на него, лежащего на земле, я увидел, что его правую ногу повыше колена стягивала окровавленная повязка; Уотерс тоже увидел её и застонал, как будто пуля угодила в него.
Уотерс мгновенно опустился на колени. Чип же, изо всех сил пытавшийся снова подняться на ноги, с размаху ударил его в лицо своим маленьким кулачком, по-видимому, задумав опрокинуть обидчика.
С таким же успехом он мог бы лупить кулаками по чугунной стене.
— Ударь меня еще, Чип, — взмолился Уотерс. — Прошу тебя, ударь. Избей меня, Чип. На меня что-то нашло. Я сделал тебе больно. Я поднял на тебя руку! Господи, какая же я сволочь после этого!
Чип снова опустился на землю, оставаясь сидеть, привалившись спиной к дереву. Он поднял руку и тыльной стороной ладони вытер капельку крови, катившуюся по подбородку из разбитой губы. Не думаю, что Уотерс ударил его слишком сильно; но и этого оказалось достаточно, чтобы повредить тонкую кожицу.
— Послушайте, ребята, может, оставите меня одного хотя бы на минутку, — сказал он.
— Нет, ну что ты, Чип, запротестовал Уотерс. — Ты должен знать, что… Я ухватил Уотерса за плечо — уж я-то сразу догадался, в чем дело — и рывком развернул его к себе. По всему было видно, что он был просто-таки взбешен столь фамильярным обращением, но на этот раз сдержался. Я поспешно увлек его за собой, забираясь в самую гущу зарослей, и продолжая идти, пока небольшой костерок, у которого лежал мальчишка, совершенно не скрылся из виду.
— Какого черта тебе от меня надо? — снова напустился на меня Уотерс.
— Ты идиот, — сказал я. — Ведь Чип едва не заплакал! Ты что, не видел этого? У него же слезы стояли в глазах.
Уотерс тяжело привалился к дереву, закрыл глаза и застонал.
Конечно, мне хотелось, чтобы он немного помучился, но теперь мне его даже жалко стало.
— Он с этим справится. Все будет хорошо, — поспешил успокоить я его.
Уотерс покачал головой.
— Он никогда не простит меня, — проговорил он. — Он, наверное, понял, что ты обо всем догадался. Он простил бы мне многое другое, даже то, что я ударил его. Но я унизил его, и этому нет прощения! Никогда! Ему гордость не позволит, ведь он ирландец!
