Незнакомец оторопело глядел на него.
— Но тогда вы… тогда вы — Гейб Френч!
— Правильно, — сказал спокойно Гейб, поглядев вдоль улицы налево, потом направо, сошел с тротуара и двинулся через дорогу.
Клив умер, но Лилит жива, и, черт побери, если ей нужны деньги, ему известно, где она может их получить. Беда только в том, что Лилит Ван Вален — чертовски гордая женщина, страсть до чего гордая…
На улице возле дома и на короткой подъездной дороге стояло с полдюжины повозок. Гейб прошел мимо и вошел в дом, протолкавшись через кучку мужчин, беседующих у дверей.
Главная толпа собралась в холле, а на ступеньках лестницы надрывался аукционист.
— Две тысячи долларов! Это последняя цена? Леди и джентльмены, эта статуэтка выполнена из чистого золота и имеет гравировку. — Он показал надпись на золотой фигурке сбоку. — «Мистер Клив Ван Вален. Президент Железной Дороги Сан-Франциско-Канзас-Сити». Это его любимое сокровище!
Гейб оглянулся вокруг — он искал Лилит. И, когда увидел, был ошеломлен и ощутил мгновенное смятение. Он никогда не думал о Лилит, как о старой женщине, а сейчас вдруг сообразил, что ей, должно быть, уже все шестьдесят.
Она сидела в кресле, оглядывая зал, одетая в великолепное шелковое платье, с безукоризненной прической. Рядом с ней находился человек, в котором Гейб признал ее адвоката.
— Предложит ли кто-нибудь три тысячи за эту бесценную вещь?
Гейб находился достаточно близко от нее, чтобы услышать, как она сказала:
— Бесценная, ври больше! Мы ею дверь подпирали…
Аукционист снова подал голос:
— В ней одного золота на три тысячи…
— Две тысячи пятьсот!
— Продано!
Гейб пробился в задние ряды толпы. Он оказался совсем недалеко от Лилит, но чтобы добраться до нее, надо было обойти маленький зал вокруг. Наконец он тихо подошел к ней сзади.
— Печальный день, Лилит, — говорил ее адвокат.
— Печальный? Мы несколько раз делали состояние и спускали его. Что тут печального? Если бы Клив был жив, мы бы сделали еще одно состояние — и тоже просадили!
Тут к ней пробрался клерк.
— Прошу меня извинить, миссис Ван Вален…
— Что такое?
— Это кресло… Оно продано.
— Ну так забирайте! — Она встала быстрым, изящным движением. — Кончайте извиняться и забирайте. Или я должна сказать «возьмите его и будьте прокляты»? — Она мягко улыбнулась.
Клерк усмехнулся.
— Вы уж простите, мэм…
— Уматывай отсюда, — запальчиво сказала она, но смягчила свои слова улыбкой.
— Если бы существовал какой-то другой способ расплатиться с долгами, Лилит, — сказал адвокат, — мы бы его нашли.
— Плевать. У меня есть две вещи, которых вы не можете забрать — это мои воспоминания и мое ранчо в Аризоне.
— Мне не хочется сокрушать ваши надежды, но, боюсь, эта собственность практически ничего не стоит.
— Но ведь ранчо на месте?
— Да, но только скот большей частью или распродан, или разворован.
— Я могу купить скот. А если понадобится, — она усмехнулась, — так и сама сумею угнать несколько голов. Клив всегда говорил мне, что большинство крупных ранчо начинались с фальшивого клейма и быстрых лошадей.
— Вам понадобятся люди, чтоб работать на ранчо, да и управляющий какой-то.
— Есть у меня как раз такой человек.
— Кто? — с сомнением спросил адвокат.
— Мой племянник. Он служит маршалом где-то в тех местах.
— Но, в вашем возрасте, — начал возражать адвокат, — жить в этом диком краю…
— Диком? Мои отец и мать погибли, когда спускались по Огайо… они искали себе землю. Я думаю, немного прескоттовской крови во мне еще осталось.
Гейб Френч наконец решился подойти.
— Лил!
— Гейб! — В ее голосе было столько искреннего чувства, что у него навернулись слезы на глазах — пришлось неуклюже оправдываться, ссылаясь на насморк.
— Гейб Френч! Я могла бы догадаться, что вы придете. Пошли на кухню, выпьем кофе.
Она повернулась к адвокату:
— Или мой кофейник вы уже тоже продали, а?
Тот вспыхнул.
— Лилит… он был частью комплекта. Мы продали серебро, вы ведь знаете. За очень хорошую цену, могу вам сказать.
— Ой, да подите вы с вашим серебром! Я имела в виду старый черный кофейник!
Адвокат вздохнул с облегчением.
— О, конечно! Этот еще на месте. Боюсь, на него пока что нет спроса.
— Он хочет сказать, — объявила Лилит Гейбу, — что на такое старье никто не позарится. Это тот самый кофейник, в котором мы с Кливом варили кофе всю дорогу через прерии… и еще долго после того. Фактически, он был наш общий с Агатой, вашей женой.
— В нем хороший кофе получается, — сказал Гейб, — лучшего я в жизни не пил.
Они прошли в кухню и поставили кофейник на огонь. Потом Лилит села за стол и посмотрела на Гейба, сидящего напротив.
— Мне так жалко Агату… вы уж простите, что мы не пришли на похороны. Клив всю жизнь терпеть не мог похорон, да и я почти так же. Мне всегда хотелось помнить людей живыми. Я не видела Агату в гробу, и поэтому она для меня по-прежнему здесь, живая… Вам повезло с женой, Гейб. Вам досталась замечательная женщина.
— Думаете, я не знаю? Да она мне с самого начала понравилась там, в этом караване, только я не надеялся, что она на меня внимание обратит.
Он опустил голову и уставился на свои большие квадратные лапы.
— Я слышал, как вы там говорили насчет ранчо в Аризоне. Лили, если есть что-то, что вам нужно… неважно, сколько оно стоит, вы только скажите мне. Вы ведь знаете, не было в жизни такого случая, чтобы Клив не выручил меня из беды, он это сто раз делал…
— И наоборот. — Лилит положила ладонь ему на руки. — Гейб, я ни в чем не нуждаюсь. Когда все это кончится, у меня будет достаточно, чтобы добраться до Аризоны, а там приедет Зеб Ролингз и поможет мне управляться с ранчо. Но все равно, я вам благодарна.
— Будь я хоть на несколько лет моложе…
— Не беспокойтесь. Зеб все может. Сейчас он там маршал, а раньше служил в армии. Прошел Гражданскую Войну, потом воевал с индейцами…
— Я слышал о нем. — Он задумался, потом поднял на нее глаза. — Это не он убил Флойда Ганта?
— Да — и хорошо сделал.
— Мне приходилось сталкиваться с Гантом. Он несколько раз нападал на наши торговые караваны в Неваде. А его братец Чарли был еще похлеще. Что с ним сталось, с Чарли?
— Не знаю. Я вообще не знала, что у Флойда есть брат.
Какое-то время они сидели молча. Сюда не доносились голоса сверху — кухня была в нижнем этаже, окна ее смотрели на другую улицу. Всего несколько шагов вниз по склону — и вы в Чайнтауне note 61.
— Хорошие это были времена, Гейб, — неожиданно сказала Лилит, — самые лучшие. Тогда никто об этом вслух не говорил, но все мы чувствовали, что делаем какое-то большое дело, создаем что-то…
