— Я не напрашиваюсь на неприятности, — сказал Гант, — но если вы хотите решить это старое дело между нами двумя, так я не против.
— У меня нет причин драться с тобой, Гант, пока ты подчиняешься закону и держишься в рамках. У нас с Флойдом возникли разногласия, но в них не было ничего личного — чисто вопрос соблюдения закона. Эти разногласия устранены. И что касается этого дела, мои функции тут исчерпаны.
— Но вы пошли к маршалу.
— Конечно. Я все еще ношу эту штуку, — Зеб постучал пальцем по звезде у себя на груди, — и когда ты появился, у меня возникли подозрения. Только и всего, остальное меня не касается. Это заботы Лу Рэмси. А я не ищу себе приключений.
— Так вы, значит, ищете покоя, маршал? — и тут его тон изменился. — Будет тебе покой, Ролингз… такой, какой ты подарил моему брату.
— Похоже, то, что с ним произошло, тебя ничему не научило, а, Чарли?
— Полегче, маршал. — Глаза Ганта пылали гневом. — Я не стану отпихивать свою удачу.
— Флойд ошибался очень редко… кроме того случая, когда на тебя понадеялся. А ты смылся, целый и невредимый.
Гант сдержался. Зеб Ролингз видел, что он кипит от бешенства, но старается сохранить самообладание, хоть это и стоило ему немалых усилий. Несколько минут он молчал, наблюдая, как бадья с рудой поднимается наверх, переворачивается и снова опускается в ствол.
— Ты мне не нравишься, маршал, — сказал он наконец. — Мне не нравится то, что ты и твоя порода уже сделали с этой страной и продолжаете делать дальше. Когда-то человек чувствовал себя здесь свободным, а теперь едва дышать может.
— Я что-то не замечал, чтоб хоть одному честному человеку от этого были неприятности.
— Когда-нибудь, Ролингз, я вам, всем Ролингзам, нанесу визит. Ты этого визита в жизни не забудешь.
Он развернулся на месте и ушел широким шагом. Зеб выждал минуту и позвал сыновей, которые ждали неподалеку. Только тут он заметил, что оба мальчика держали в руках большие камни. Теперь они их потихоньку бросили. Он усмехнулся, но ничего не сказал.
— Что он имел в виду, па?
— Ничего особенного, мальчики. Но вы же знаете, как женщины тревожатся из-за таких вещей. Я прошу вас, чтоб вы мне дали обещание — только твердое — что нс скажете маме насчет этого ни слова. Обещаешь, Прескотт?
— Я обещаю.
— А ты, Лайнус?
— Конечно, обещаю, и бьюсь об заклад, что я свое обещание сдержу крепче, чем Прескотт!
— Хорошо! Ну, а теперь пошли обратно в город.
Они спускались с горы, Зеб шел легко и с виду беззаботно, но к нему вернулась старая готовность и настороженность. Сейчас у Чарли Ганта на уме кое-что поважнее, чем месть, но успокаивать себя этим нельзя… бывает, что чувства берут верх над рассудком, а Чарли Гант умел ненавидеть.
Зеб шагал вместе с мальчиками, наслаждаясь прохладным вечерним воздухом после дневной жары. Пустыню можно сравнить с горячим человеком: она быстро остывает, как только сядет солнце.
Окна были освещены, по тротуарам прогуливались люди, курили и разговаривали. В дальнем конце улицы несколько детей играли в пятнашки, лошади у коновязи стояли, подогнув одну ногу — ждали. В салунах брякали фишки, слышались голоса картежников.
Зеб отправил мальчиков наверх, а сам еще постоял у крыльца гостиницы. «Жизнь хороша, — думал он, — хорошо, что такие дни случаются, когда удается выбраться из дому и поглядеть на город… Но до чего ж быстро приучаешься нюхом чуять неприятности. Как будто инстинкт какой-то в тебе прорезается… Только в этом городке не я маршал — это работа для Лу Рэмси».
Он вернулся мыслями к винтовке и револьверу, которые оставил неизвестный всадник, и к записке. Если их оставил старый преступник, то это любопытный знак уважения, нечто, выходящее за рамки закона или беззакония.
Конечно, это было в порядке вещей в старые времена, да и сейчас еще в какой-то мере сохранилось. Люди по обе стороны закона знали друг друга — и частенько уважали один другого. Иногда шериф был сам из обратившихся на путь истинных преступников, но это не имело значения. Обе стороны уважали мужество, честную игру, изобретательность и умение.
Сколько раз приходилось ему сидеть в хозяйском доме где-нибудь на ранчо и слушать ранчера, который с восхищением рассказывал, как хитро обвели его скотокрады. А сколько было историй насчет того, с какой ловкостью индейцы воруют лошадей — это у них любимое развлечение.
Вроде того случая, когда солдата отправили пасти эскадронную скаковую лошадь. Он ее вел на веревке, но даже не рискнул привязать к колышку. Так и держал веревку в руках, чтоб уж наверняка была лошадь в безопасности.
День был яркий, солнечный, трава густая и зеленая. Лошадь щипала траву, солдат наблюдал, а потом вдруг внезапно понял, что держит в руках веревку, на втором конце которой ничего нет. Лошадь украли прямо у него на глазах.
Может, он моргнул? Закрыл глаза на минуту, посмотрел в сторону, задумался? Как бы то ни было, лошадь исчезла, и больше они ее не видели.
Мимо него прошел какой-то ковбой, сказал «Добрый вечер», и Зеб ответил. Где-то дальше по улице раздались жестяные звуки разбитого пианино, в ресторане кто-то Уронил тарелку, она разбилась… Зеб Ролингз стоял на крыльце, впитывая покой этой ночи.
Выходит, старый Джетро умер… в долине Ламар. Надо будет поехать туда как-нибудь. Джули говорит, отец часто толковал, что собирается вернуться в те места. Была там какая-то маленькая долинка у истоков Йеллоустоуна, которую ему хотелось повидать снова. Похоже, там это и случилось…
К дверям подошел Прескотт.
— Па! Мама говорит, они ужинать собрались. Ты поднимешься наверх?
— Конечно, сынок.
Они уже сидели за столом, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что красивая молодая женщина рядом с Лилит — действительно его жена. Она что-то сделала с волосами, никогда они не выглядели прекраснее. А еще на ней было платье, которого он раньше не видел, — конечно же, из сундука Лилит.
Его на миг будто укололо что-то, когда он подумал, что никогда не мог себе позволить купить ей такое платье. И, видимо, никогда не сможет. Люди многого ждут от своих блюстителей закона, но платить им за это не очень любят.
Он подошел к столу, не глядя на Джули.
— Тетушка Лилит, а Джули скоро спустится? Я хотел…
— Зеб! — перебила его Джули.
— Что? — воскликнул он, притворна изумившись. — Ну, Джули! Я бы тебя ни за что не узнал! Ты никогда не выглядела красивее!
Она знала, что он притворяется, но все равно ей было приятно.
— Тебе, правда, нравится?
— Ну, конечно… спасибо, Лилит. Чувствую в этом вашу сан-францискую руку.
— Женщине на пользу время от времени менять свою внешность — прическу, еще что-нибудь…
