подал знак. Два подростка подскочили к пленнику, вырвали ножи из его тела и быстро развязали ремни, освободив от гроба. По знаку Инчу-Чуны они скрутили руки Рэтлеру за спиной.
– Оттащите его к реке и столкните в воду! Если он сможет добраться до того берега, пусть уходит.
Не дав Рэтлеру даже опомниться, его отнесли к воде, где просто столкнули в реку. Руки у него были связаны, но ноги оставались свободными. Воспользовавшись этим, Рэтлер перевернулся на спину и сделал попытку удаляться от берега, думая, наверное, что его отпустили.
Но разве справедливо позволить ему спастись? Он виноват в жестоких преступлениях и, если останется жив, продолжит совершать их в будущем. Нет, этот бандит заслуживал смерти.
Два индейца по-прежнему стояли у самой воды, молча глядя ему вслед. Они ждали приказа. Наконец Инчу-Чуна скомандовал:
– Поднимите ружья и стреляйте!
Индейские юноши вскинули оружие. Похоже, они умели неплохо с ним обращаться. Оба тщательно прицелились и спустили курки, сопроводив выстрелы боевым кличем. Пули попали в голову обреченного, и он тотчас же скрылся под водой.
Раздался победный клич, хотя и не такой радостный, каким мог быть, поскольку апачам пришлось лишить жизни труса. Презрение их к Рэтлеру было столь велико, что дальнейшая судьба трупа их совершенно не интересовала. Когда мертвое тело, уносимое течением, поплыло вниз по реке, они не удостоили его даже взглядом. Может быть, он не был убит, а только ранен, может быть, он притворился мертвым и ушел под воду, чтобы в безопасном месте вновь появиться на поверхности? Так или иначе, но им больше никто не занимался.
Вождь апачей подошел ко мне и спросил:
– Доволен ли теперь мой молодой бледнолицый брат?
– Да. Благодарю тебя.
– У тебя нет причины меня благодарить. Даже если бы я не знал твоего желания, я поступил бы точно так же. Эта собака не стоила того, чтобы тратить на нее время у столба пыток.
– Что теперь предпримут апачи? Похоронят Клеки-Петру?
– Да.
– Позволят ли мне и моим друзьям принять участие в церемонии?
– Конечно. Даже если бы ты не обратился ко мне, я сам попросил бы вас присутствовать. Но у меня к тебе есть вопрос. Ты разговаривал тогда с Клеки-Петрой, когда мы ушли за лошадьми. Это был обычный разговор?
– Нет, этот разговор был очень серьезный и важный как для него, так и для меня. Вы хотите знать, о чем мы говорили?
Говоря это, я употребил множественное число, ибо к нам подошел Виннету.
– Говори!
– Когда вы ушли, мы сели рядом. Оказалось, что у нас общая родина, и мы стали разговаривать на нашем родном языке. Он многое пережил, многое перенес и обо всем этом мне поведал. Он сказал мне, что очень полюбил вас и хотел бы умереть за Виннету. И вот несколько минут спустя Великий Дух исполнил его желание.
– Почему он хотел умереть за меня?
– Потому что он любил тебя, и еще по одной причине, которую я назову тебе позже. Он полагал, что смерть его будет искуплением.
– Когда он, умирая, лежал у меня на груди, он говорил с тобой на языке, которого я не понимал. Что это был за язык? – спросил Виннету.
– Наш родной язык.
– Он говорил обо мне?
– Да.
– Что он сказал?
– Просил меня стать тебе верным другом.
– Но ведь ты меня тогда еще совсем не знал!
– Я уже знал тебя. Кто хоть раз увидит Виннету, сразу поймет, с кем имеет дело. К тому же он мне рассказывал о тебе.
– Что же ты ему ответил?
– Я обещал ему исполнить его желание.
– Это была его последняя воля. Ты исполнил ее. Ты охранял меня и берег мою жизнь, в то время как я преследовал тебя как врага. Удар моего ножа любому принес бы смерть, но твое крепкое тело вынесло его. Я в долгу перед тобой. Будь моим другом!
– Я давно твой друг.
– Будь моим братом!
– Я очень хотел бы им стать.
– Тогда мы заключим наш союз у его могилы. Пусть моя кровь станет твоей кровью, а твоя кровь – моей! Я буду пить твою кровь, а ты – мою. Инчу-Чуна, великий вождь апачей и мой отец, даст мне на это свое разрешение!
Вождь протянул к нам обе руки и искренне ответил:
– Разрешаю. Будете не просто братьями, а как один муж и воин в двух телах. Хуг!
Мы отправились к месту, выбранному для погребения. Я уточнил, как будет выглядеть могила, и попросил дать мне несколько томагавков. Затем вместе с Сэмом, Диком и Уиллом мы пошли вверх по реке, в лес, где отыскали нужное дерево и с помощью томагавков соорудили большой христианский крест. Когда мы вернулись в лагерь, обряд погребения уже начался. Индейцы разместились вокруг строящегося склепа и затянули монотонные траурные песни. Однообразная мелодия прерывалась время от времени лишь жалобными вскриками.
Среди апачей, занятых могилой, и плачущей толпой медленно и замысловато двигалась и приплясывала странно одетая и разукрашенная фигура.
– Это шаман? – спросил я.
– Да, – кивнул Сэм.
– Индейский обряд на похоронах христианина? Что на это скажете, любезный Сэм?
– А вам не нравится?
– Не очень.
– Смиритесь, сэр! У них свои обычаи. И ни слова вслух, не то смертельно обидите апачей.
– Маскарад этот неприятен мне гораздо больше, чем вы думаете.
– Они поступают так из самых чистых побуждений! Для вас это богохульство?
– Безусловно.
– Чепуха! Эти простые, бесхитростные души верят в Великого Духа, к которому отправился их друг и учитель. Они должны совершить обряд расставания, как завещали их предки. Все, что тут выплясывает шаман, носит чисто символический характер. Позволим же им делать так, как велит их обычай, а мы поставим на могиле свой крест.
Когда мы положили крест рядом с могилой, Виннету спросил:
– Этот знак христиан будет стоять на камнях?
– Да.
– Хорошо. Я сам собирался просить моего брата Шеттерхэнда сделать это, потому что в комнате Клеки-Петры всегда висел такой же и он перед ним молился. Мне хотелось, чтобы его могилу охранял символ его веры. Где должен стоять крест?
– Он должен возвышаться над могилой.
– Как на высоких домах, в которых христиане поклоняются своему Великому Духу? Я прикажу поставить его там, где ты скажешь.
Через некоторое время работы почти завершились, и крест был установлен наверху высокой насыпи из камней, под которой находилась свежевырытая усыпальница, там, где нужно. Гроб пока стоял рядом с могилой. Оставалось опустить его в яму и заложить отверстие камнями.
В это время Ншо-Чи принесла из пуэбло две чаши из обожженной глины, наполненные водой, и поставила их на крышку гроба. Для чего – предстояло скоро узнать.
Теперь все было готово к погребению. Инчу-Чуна подал знак, и траурные песнопения прекратились. Шаман присел на корточки, а вождь приблизился к гробу и медленно начал торжественную речь:
– Солнце восходит ранним утром на востоке, а вечером заканчивает свой путь на западе. С приходом весны начинается
