В половине первого Джери позвонил и спросил у слуги, нужен ли он или ему можно уехать.
– О да, конечно, нужны, – отвечал слуга, – теперь вечер скоро кончится!
Джери вернулся к своему месту, но он так охрип за это время, что я едва мог расслышать его голос.
В четверть второго ночи господа наконец вышли и велели ехать куда-то мили за две от того места, где мы были. Ноги у меня так застыли, что я чуть не споткнулся. Когда мы довезли господ, они и не подумали извиниться перед Джери за то, что так задержали его, а напротив того, рассердились за лишнюю плату, потребованную извозчиком, хотя Джери был самый добросовестный человек и никогда лишнего не спрашивал. Им пришлось, однако, расплатиться по совести, потому что Джери не уступал своего, как и не требовал того, чего не следовало. Деньги эти были заработаны тяжелым трудом.
Наконец мы вернулись домой. Джери не мог совсем говорить. У него начался страшный кашель.
Полли встретила его молча и только светила нам.
– Не могу ли я помочь тебе? – спросила она.
– Да, принеси чего-нибудь поесть теплого Джеку, а мне приготовь горячей похлебки.
Джери проговорил эти слова хриплым шепотом. Дышать ему было трудно; но он, несмотря на это, потер меня щетками, как всегда, и слазил еще на сеновал, чтобы подстелить мне свежей соломы.
Полли принесла мне теплого пойла, и мне стало совсем хорошо. Они затворили двери конюшни и удалились.
На другое утро, уже довольно поздно, Гарри пришел в конюшню. Он почистил нас, задал нам корму, вымел стойла и опять постелил соломы, как в дни отдыха. Он делал все молча, с серьезным и грустным лицом.
В полдень он снова пришел накормить и напоить нас. Долли была тоже с ним; она плакала, и я узнал из их разговора, что Джери серьезно заболел и что доктор находит его положение опасным.
Так прошло два дня. В доме было горе. Мы видели только Гарри и Долли. Полли не отходила от своего мужа.
На третий день, в то время как Гарри был у нас в конюшне, кто-то постучался в дверь.
Это был старый Грей Грант.
– Я не хотел идти к вам в дом, мой милый, чтобы не обеспокоить больного, – сказал он Гарри. – Я зашел узнать о здоровье отца.
– Ему очень плохо, – отвечал Гарри, – кажется, хуже и быть не может. Доктор сказал, что у него воспаление легких, и он ожидает перемены сегодня к ночи. Или пойдет на улучшение, или будет хуже.
– Плохо! Плохо, – сказал Грант, качая головой. – На прошлой неделе умерло двое моих знакомых от этой болезни. Быстро она скручивает больных. Впрочем, пока жив человек, жива и надежда. Не унывай, мой милый.
– Доктор говорил, что отцу легче перенести болезнь, нежели другому, – сказал Гарри, – потому что он водки не пьет. Вчера у отца был такой сильный жар, что он бы не вынес его, если б он был человек пьющий. Доктор сказал, что жар сжег бы его, как лист писчей бумаги. Мне кажется, что отец выздоровеет. А вы как думаете, господин Грант?
Грант колебался, не зная, что сказать.
– Если хорошим людям надо на свете жить, – наконец произнес он, – то я уверен, милый мальчик, что твой отец поправится. Я не знаю человека лучше его. До свидания, завтра я опять зайду.
Он явился рано утром.
– Ну, что? – спросил он.
– Отцу лучше, – сказал Гарри. – Мать надеется теперь, что он выздоровеет.
– Слава Богу! – сказал Грант. – Главное, держите его в тепле и не давайте ему ни о чем думать и заботиться. Вот, кстати, что я хотел предложить твоей матери: Джеку на пользу отдых от езды; ты можешь проводить его по улице для разминки ног, и этого будет довольно. Но молодая лошадь, если застоится, то с ней потом не сладить; того и гляди, еще беды наделает.
– Ваша правда, – сказал Гарри. – Огонек и теперь уже шалит, несмотря на то что я сильно сбавил ему овса. Я уж не знаю, что мне с ним делать.
– Вот то-то! – ответил Грант. – Скажи от меня матери, что, если она согласна, я буду, пока у вас дела не наладятся, брать Огонька каждый день на несколько часов работы, а выручку буду делить с вами. Таким образом окупится хоть корм лошадей, а то они вас разорят овсом за это время безработицы. Я зайду завтра днем узнать, что скажет на это твоя мать.
С этими словами он вышел, не слушая благодарности Гарри.
Верно, он договорился с Полли, так как на другой день он и Гарри пришли в конюшню, надели сбрую на Огонька и увели его.
Больше недели Грант приходил за Огоньком. В ответ на благодарность Гарри он всегда, смеясь, отвечал, что Огонек – его счастье, потому что иначе нельзя было бы никогда отдохнуть его собственным лошадям.
Выздоровление Джери подвигалось, хотя и медленно; но доктор объявил, что если он хочет дожить до старости, то должен бросить навсегда извозчичье дело. Дети часто рассуждали между собою, делая разные предположения о том, что теперь станут делать их родители и как бы им, детям, придумать средство тоже зарабатывать.
Раз Огонек вернулся весь в грязи и мокрый.
Грант сказал Гарри:
– На улицах непроходимая слякоть. Вот тебе работы надолго, мой милый. Согреешься, пока будешь чистить лошадь.
– Хорошо, – отвечал Гарри, – я не оставляю ее нечищеной. Я с малых лет приучен к нашему делу.
– Да, кабы все мальчики получали такое воспитание, как ты, то это было бы счастье для них.
Гарри принялся мыть и чесать Огонька; в это время к нам вошла Долли, и по лицу ее можно было судить, что она пришла с интересными новостями.
– Гарри, кто живет в Ферстоу? – спросила она. – Мама получила оттуда письмо, которому она так обрадовалась, что побежала с ним к отцу наверх.
– Там живет госпожа Фаулер, – отвечал Гарри. – Знаешь, это бывшая мамина хозяйка, которую отец встретил прошлым летом. Она еще прислала нам с тобою по пяти шиллингов.
– Ах, помню, помню! Хотела бы я знать, что она пишет маме.
– Мама писала ей на прошлой неделе, – сказал Гарри. – Госпожа Фаулер говорила тогда, чтобы ее известили в случае, если отец захочет бросить извозчичье дело. Долли, сбегай в дом, узнай, что она пишет.
Гарри продолжал водить скребницей по шерсти Огонька; он делал это так ловко, как настоящий конюх.
Через несколько минут Долли прибежала в конюшню; она прыгала от радости.
– Гарри, – заговорила она, – послушай, какая прелесть! Госпожа Фаулер предлагает нам сейчас же переехать в деревню. Поблизости от нее есть свободный дом с садом, с курятником, с яблонями, – ну со всем, со всем, что можно вообразить хорошего! Весной увольняется ее кучер, и она предлагает отцу его место. Кругом есть много помещиков, где ты можешь служить помощником садовника, или в конюхах, или в доме. А для меня там есть хорошая школа. Мама так рада, что она и смеется, и плачет, и папа очень доволен.
