— Дьюан, я не могу приказывать тебе сегодня, — отчетливо произнес он. — Я только советую. Стоит ли тебе брать на себя дополнительный риск? Ты сослужил великую службу нашему делу — уже сослужил! Ты тысячекратно оправдал свое помилование. Ты вернул себе доброе имя. Губернатор, адъютант-генерал, — целый штат будет вставать в твою честь! Игра почти закончена. Мы уничтожим этих бандитов, если не всех, то достаточно, чтобы избавиться от них навсегда. Поэтому послушай: неужели тебе, рейнджеру, так необходимо рисковать больше, чем твоему капитану?
И снова Дьюан промолчал. Он оказался заключенным между двумя противоборствующими силами. И та из них, чей могучий прилив, казалось, готов был вот-вот разорвать удерживавшие ее узы, по-видимому, начинала брать верх. Другая, отступающая сторона, более слабая, обрела наконец голос.
— Капитан, вы хотите иметь уверенность в благополучном исходе дела? — спросил Дьюан.
— Разумеется.
— Я указал вам путь. Мне одному известны особенности тех людей, с которыми нам придется столкнуться. Пока я не могу сказать, где я буду и что я сделаю. В подобных случаях все решают мгновения. Но я буду там, где надо!
Мак-Нелли развел руками, беспомощно взглянул на своего странного и симпатичного рейнджера и покачал головой.
— Теперь, когда ты выполнил задание — устроил бандитам западню, — как ты думаешь, честно ли будет по отношению к мисс Лонгстрет поступать так, как собираешься ты? — многозначительно спросил он, понизив голос.
Дьюан вздрогнул, словно могучее дерево, подрубленное под корень. Он посмотрел на капитана так, будто увидел перед собой привидение.
— Ты ведь можешь завоевать ее расположение, Дьюан! — безжалостно продолжил капитан рейнджеров. — О, тебе меня не обмануть! Я понял все сразу, в первую минуту. Примешь участие в схватке вместе с нами из укрытия — и вернешься к ней. Ты сослужишь службу делу техасских рейнджеров, как никто другой. Я приму твою отставку. Ты станешь свободным, уважаемым, счастливым. Ведь девушка тебя любит! Я прочел это в ее глазах. Она…
Резким жестом Дьюан оборвал речь капитана. Он вскочил на ноги, и столпившиеся вокруг рейнджеры отшатнулись от него. Он остался по-прежнему хмурым, замкнутым, молчаливым, но что-то в нем переменилось, из-за чего он стал еще более мрачным и отчужденным.
— Хватит! С меня довольно, — с печалью в голосе сказал он. — Я уже решил. Согласны вы с моим планом — или я сам встречу Поггина и его шайку?
Мак-Нелли выругался и снова развел руками, на этот раз с неприкрытой досадой. В его темных глазах светился немой укор, когда они в последний раз остановились на Дьюане.
Дьюан остался в одиночестве.
Никогда еще его сознание не было столь ясным, четким и удивительно логичным в понимании сложных и неумолимых импульсов, руководивших до сих пор его странными поступками. Он твердо решил встретиться в поединке с Поггином до того, как кому-нибудь другому представится такая возможность, — сначала с Поггином, затем с остальными! Он был настолько тверд в своем решении, что казалось, будто окаменел в момент его принятия.
Почему? И тут наступило прозрение. Он больше не был рейнджером. Он больше не заботиться об интересах штата. Он больше не думал об освобождении общества от опасных преступников, об избавлении страны от помехи на ее пути к прогрессу и процветанию. Он хотел убить Поггина. Знаменательно было то, что он совсем забыл об остальных бандитах. Он был классным стрелком, опытным, умелым, азартным и страшным. Кровь его отца, его скрытная и болезненная наследственность, дух его матери, ее могучий, несгибаемый инстинкт выживания пионеров и первопроходцев, — все это было в нем; и убийства, следовавшие одно за другим, дикие, страшные годы изгнания и преследований помимо его воли сделали его рабом своего револьвера. Он понял это теперь с горечью и безнадежным отчаянием. У него хватило ума, чтобы возненавидеть то, во что он сейчас превратился. Наконец подошел момент, когда он стал испытывать дрожь под воздействием неукротимой, безжалостной, нечеловеческой жажды убийства, присущей стрелкам-профессионалам. Давным-давно Дьюан, казалось, навеки похоронили этот ужас, тяготевший над людьми его образа жизни, — потребность в убийстве очередной жертвы, чтобы избавиться от гнетущей, лишающей сна и покоя памяти о предыдущей. Но эта потребность постоянно таилась под спудом в его сознании, и теперь проявилась, более страшная, более могучая, усиленная благодаря долгому отдыху, многократно умноженная неистовыми страстями, свойственными и неизбежными для дикого и странного порождения техасского пограничья — стрелка-профессионала. Страстями настолько грубыми, настолько неизменными, настолько примитивными, что они едва ли могли существовать среди мыслящих людей. Поистине, достойный штришок в его характеристике! И еще тщеславная гордыня от того, что он быстрее всех умеет управиться с револьвером! И еще ревнивое чувство к любому возможному сопернику!
Дьюан не мог в это поверить. Но выход был однозначен, без вариантов. То, чего он так боялся многие годы, стало чудовищной реальностью. Самоуважение, чувство собственного достоинства, остатки чести, за которые он цеплялся во время изгнания, — все это мгновенно слетело с него, словно чешуя. Он остался голый, с обнаженной душой — душой Каина. С тех пор, когда на нем было выжжено первое клеймо, он был обречен. Но теперь, когда его израненная кровоточащая совесть оказалась бессильной перед его хищным тигриным инстинктом, он погиб. Это были его слова. Он сам признал это. И как последний смертельный удар, довершающий его полное уничтожение, душа, которую он презирал, внезапно дрогнула и затрепетала при мысли о Рей Лонгстрет.
Теперь наступила настоящая агония. Поскольку он не сможет предусмотреть всех случайностей предстоящей роковой схватки… поскольку весь его быстрый и смертоносный талант будет занят Поггином, возможно, впустую… поскольку за Поггином будут стоять меткие стрелки, за каждым из которых он не сможет уследить… то встреча, по всей вероятности, станет концом Бака Дьюана. Разумеется, это не имело никакого значения. Но он любил девушку. Он жаждал ее! Вся ее нежность, ее пылкость, ее мольбы возвратились, чтобы мучить и терзать его.
Неожиданно дверь распахнулась, и Рей Лонгстрет вошла в комнату.
— Дьюан, — тихо сказала она. — Капитан Мак-Нелли послал меня к вам.
— Вам не следовало приходить сюда, — сухо ответил Дьюан.
— После того, что он мне сказал, я бы все равно пришла, хотел он этого или нет. Вы оставили меня… всех нас… в растерянности. Я даже не успела поблагодарить вас. О, как я вам благодарна, от всей души! Вы поступили благородно. Отец совершенно потрясен. Он не ожидал от вас так много! И он будет верен своему слову. Но, Дьюан, меня предупредили, чтобы я поторопилась, а я так эгоистично трачу время!