Крис Хамфрис - Честь Джека Абсолюта

Ньюпорт, Род-Айленд, апрель 1761 года

Холодный ветер дул с берега, вздымая за линией причала волны, и стоявшие в гавани суда болтались, словно яблоки в бочонке с сидром. Кутаясь в плащ, Джек Абсолют рассеянно созерцал, как пара из трех собиравшихся в рейс кораблей готовится к выходу в море. Одни матросы сновали по реям и ставили паруса, другие налегали на кабестаны. Якоря уже высунулись из воды, и теперь их с натугой поднимали все выше.

А вот на борту третьего корабля пока никакой суматохи не наблюдалось, хотя намеревавшийся убыть именно с этой посудиной Джек прекрасно знал, что ее капитану тоже весьма желательно двинуться в путь, во всяком случае ничуть не меньше, чем прочим. Совсем недавно туда ушла шлюпка с последней партией провианта, и помощник боцмана, отчаливая, прокричал, что он вскоре вернется. Не преминув добавить, что, если задерживающийся пассажир не соизволит к тому моменту явиться, его вещи и груз бросят в воду, а корабль отплывет без него.

Дивясь беззаботности опаздывающего к отходу парусника человека, Джек невольно вздохнул. Лично ему, например, очень хотелось побыстрей оказаться на судне. Впрочем, это стремление отнюдь не порождалось в нем жаждой опять вдохнуть вольный воздух странствий, покоряя водный простор, ибо полтора года назад, во время перехода в Канаду, его две недели мучила морская болезнь, невзирая на то что океан, как позже ему объяснили, был на редкость спокойным. Причина нетерпеливости Джека имела куда более прозаическую подоплеку: он ненавидел тягомотину расставаний. Все, что требовалось сказать или сделать, было сказано, равно как и сделано еще на рассвете.

— Не означает ли этот вздох, лейтенант Абсолют, что ваши планы могут перемениться?

Джеку потребовалось мгновение, чтобы придать своей физиономии скорбное выражение, прежде чем обернуться. Провожающей его женщине вовсе незачем было видеть, как он торопится с ней распрощаться. Она сделала для него столько, что напускная опечаленность предстоящей разлукой являлась, пожалуй, наименьшим, чем он мог ее отблагодарить.

— Нет, миссис Симкин. Увы, но, как вы сами знаете, это невозможно.

— Несмотря на столь прекрасные перспективы?

Она воззрилась на него из-под кружевной каймы белого капора изумительными лазоревыми глазами.

— Я, разумеется, имею в виду наши успехи в торговле.

Миссис Симкин снова потупила очи, сосредоточив взгляд на своих скромно сложенных, затянутых в черные перчатки руках.

«Наши успехи в постели, вот что ты имеешь в виду», — подумал Джек.

Менее трех часов назад, совсем незадолго до того момента, когда поднималась домашняя челядь, а кое-кому приходила пора крадучись пробираться в свою отдаленную спальню, она, как бывало, разбудила его, нырнув к нему под ночную рубашку своими сноровистыми пальчиками и губами. Поначалу такого рода пробуждения были у них в ходу, потом миссис Симкин, сохраняя прежнюю ночную рьяность, умерила утренний пыл, но сегодня вернулась к нему в полной мере. Фактически Джек почти не спал и чувствовал себя таким вымотанным, что ноги его подгибались. Кажется, обнаружься на досках причала какая-нибудь подстилка, он просто рухнул бы на нее и погрузился в сон.

— Как вам известно, мадам, меня призывает долг перед моим королем…

Он осекся, обеспокоенный легким движением ее головы. Разумеется, все их разговоры о том, что по выполнении своей миссии расторопный агент миссис Симкин снова вернется в ее постель и к ее торговым делам — то есть ко всему тому, чем он неустанно занимался во время своего пребывания в Ньюпорте, — были всего лишь утешающим мифом. Да и депеши, врученные Джеку генералом Мерреем еще год назад и сообщавшие о французской капитуляции в Монреале, уже безнадежно устарели. Король Георг получил известия о победе своей армии из других рук, тогда как Джек, избранный на роль приносящего радостные вести Меркурия, сначала не поспел в Бостон к отплытию последнего в тот сезон корабля, а потом был вынужден дожидаться открытия навигации, чтобы наконец-то убраться отсюда.

И он, и она понимали, что фраза о долге — не более чем отговорка, хотя, разумеется, не подавали виду. Но все же прощание — как, впрочем, и подобает таким вехам в человеческой жизни — получалось тягостным. И то сказать, за прошедшие месяцы у них сложилось замечательное партнерство, как в постели, так и вне ее.

Сейчас Джек пытался взглянуть на вдовушку со стороны, стараясь увидеть ее такой, какой, должно быть, она выглядела в глазах матросов и какой при первом знакомстве показалась ему самому — типичной ханжой-квакершей в черном платье и белом капоре, из-под которого не выбивалось ни единого волоска, с постным благочестивым лицом без каких-либо следов пудры, помады, румян или еще чего-нибудь столь же греховного. Тогда он лишь скользнул по ней взглядом и вряд ли бы посмотрел второй раз, если бы обстоятельства не склонили их к более длительному общению.

Разглядывая потупившуюся миссис Симкин, Джек уже в который раз благословлял свое везение. Предполагая, что путь посланца домой займет не больше нескольких недель, Меррей, отправляя молодого человека в дорогу, снабдил его лишь мундиром, депешами и суммой в пять фунтов — не столь уж большой, но вполне достаточной, чтобы добраться до места.

Однако Джек, которому за год походной жизни осточертело непрерывное воздержание, большую часть этой суммы пропил и просадил в карты еще в Бостоне, а когда судьба забросила его в Ньюпорт, последние деньги ушли на скверную еду и столь же скверное жилье. Обратиться за помощью было не к кому: Ньюпорт являлся торговым городом, и военных властей там не имелось. Королевскому лейтенанту пришлось жить и кормиться в долг, причем очень быстро стало ясно, что его вскоре вышвырнут даже из той паршивой лачуги, где он ютился. И вышвырнут прямо зимой, когда к голоду добавляется холод.

Предыдущую зиму Джеку вдвоем с побратавшимся с ним ирокезом Ате довелось коротать вдали от людей в случайно обнаруженной ими пещере. Удобным это убежище назвать было нельзя, и все же в сравнении с тем, что мог обещать оставшемуся без гроша за душой солдату холодный Род-Айленд, оно представлялось просто райским местечком, сулящим кров, тепло и уют.

Но тут, в самый отчаянный момент. Абсолюту улыбнулась фортуна. Отираясь возле какой-то лавчонки и уныло размышляя о том, не зайти ли туда и не продать ли последнее, что у него осталось, — спасшую ему жизнь в канадских снегах медвежью шкуру, Джек вдруг услышал, что люди внутри заведения изъясняются на знакомом наречии. Да что там изъясняются — уже просто кричат!