Итак, за этот месяц Бенвенуто вытащил при помощи стеки все гвозди, оставив лишь четыре верхних и четыре нижних; затем, чтобы никто ничего не приметил, он заменил их гвоздями из глины и покрыл головки железной оскоблиной, да так, что самый опытный глаз не отличил бы настоящих гвоздей от поддельных. Вверху и внизу двери было шестьдесят гвоздей, с каждым гвоздем приходилось возиться час, а то и два. Легко себе представить, каких трудов стоило узнику осуществить свой замысел.
По вечерам, когда все укладывались спать и слышались лишь шаги часового над головой, узник разжигал в очаге жаркий огонь и подсыпал груду горящих углей к железным листам, прибитым к низу двери. Железо раскалялось докрасна, постепенно превращая в уголь дерево, к которому было пришито; с противоположной же стороны было незаметно, что дверь обуглилась.
Как мы уже сказали, Бенвенуто был поглощен работой весь месяц. И вот к концу месяца он все закончил и ждал лишь ночи, благоприятной для побега. Однако пришлось пропустить еще несколько дней, ибо, когда он завершил работу, наступило полнолуние.
Бенвенуто вытащил все гвозди, и делать ему было нечего, но он продолжал раскалять железные листы на двери и изводить кастеляна.
Однажды кастелян вошел к нему с необыкновенно озабоченным видом.
— Милейший узник, — начал достопочтенный г-н Джоржо, находившийся во власти своей навязчивой идеи, — ну-ка, отвечайте откровенно: вы что же, все еще надеетесь улететь?
— Как никогда, милейший хозяин, — отвечал Бенвенуто.
— Послушайте, — продолжал кастелян, — можете болтать все, что вам угодно, но ведь, откровенно говоря, это невозможно.
— Невозможно для вас, господин Джоржо, для вас невозможно! — подхватил ваятель. — Но вы же прекрасно знаете — для меня этого слова не существует. Я привык делать то, что для простых смертных невозможно, и, знаете ли, даже с успехом, милейший хозяин! Не состязался ли я забавы ради с природой, создавая из золота, изумрудов и алмазов цветы прекраснее всех цветов, покрытых жемчужными каплями росы? Или вы думаете, что тот, кто создает цветы, не может создать крылья?
— Господи помилуй, — возопил кастелян, — да из-за вашей неслыханной самоуверенности я скоро голову потеряю! Скажите, какую же форму вы придадите крыльям? Ведь они должны поддерживать вас в воздухе… Хоть мне сдается, что это все-таки невозможно.
— Разумеется, я и сам много размышлял над этим, ибо от формы крыльев зависит мое благополучие.
— Ну и что же?
— А вот что: если понаблюдаешь за существами, наделенными крыльями, то увидишь, что успешно воссоздать крылья, данные им Богом, можно лишь взяв за образец нетопыря.
— Но помилуйте, Бенвенуто! — возразил кастелян. — Положим, способ найден и вы крылья изготовили. Неужели у вас хватит мужества ими воспользоваться?
— Снабдите меня всем нужным для их изготовления, милейший кастелян, и я вместо ответа полечу.
— А что вам нужно?
— Ах, Боже мой, нужны сущие пустяки: маленькая кузница, наковальня, напильники, клещи и щипцы для изготовления пружин да локтей двадцать клеенки для перепончатых крыльев.
— Вот и хорошо, — произнес мессир Джоржо. — Ну, прямо гора с плеч: хоть вы и умны, а здесь вам ничего такого не удастся раздобыть.
— А у меня уже все есть, — ответил Бенвенуто.
Кастелян подскочил на стуле, но тотчас же сообразил, что сделать крылья в тюрьме человек не в силах. И все же эта нелепая мысль не давала покоя его помраченному рассудку. В каждой птице, пролетающей перед окном, он видел Бенвенуто Челлини — так велико бывает влияние гениального ума на заурядный умишко.
В тот же день г-н Джоржо послал за самым искусным мастером в Риме и приказал ему сделать крылья по форме крыльев нетопыря.
Остолбенев от изумления, мастер молча смотрел на кастеляна, не без основания полагая, что тот сошел с ума.
Но г-н Джоржо настаивал. А ведь г-н Джоржо был богат, и если г-н Джоржо делал глупости, то они были ему по средствам. Поэтому мастер взялся за порученное дело и через неделю принес пару великолепных крыльев, которые прилаживались к телу с помощью железного корсета, приводились в движение чрезвычайно замысловатыми пружинами и действовали самым надежным образом.
Мессир Джоржо уплатил за аппарат условленную цену, измерил крылья, поднялся к Бенвенуто Челлини и, не говоря ни слова, обыскал темницу: он заглядывал под кровать, осматривал очаг, ощупывал матрац — словом, облазил все углы и закоулки.
Затем он вышел, так и не вымолвив ни слова, убежденный, что Бенвенуто, если только он не колдун, не мог спрятать в камере крылья, похожие на крылья, сделанные мастером. Было очевидно, что рассудок ретивого кастеляна все больше приходил в расстройство.
Дома г-на Джоржо ждал мастер, который пришел сказать, что к каждому крылу приделано по железному кольцу: они должны удерживать ноги летящего в горизонтальном положении.
Не успел мастер выйти, как г-н Джоржо заперся у себя в комнате, надел корсет, развернул крылья, просунув ноги в кольца и, лежа плашмя на полу, попытался взлететь. Но, несмотря на все старания, покинуть землю ему не удалось. После двух-трех попыток он снова послал за мастером.
— Сударь, — сказал ему кастелян, — я испытал ваши крылья: они никуда не годятся.
— А как вы их испытывали?
Мессир Джоржо подробнейшим образом поведал о том, как он троекратно их испытывал.
Мастер с важным видом выслушал его, а затем изрек:
— Тут нет ничего удивительного: когда вы лежите на полу, вокруг вас нет должного количества воздуха. Попробуйте-ка подняться на крышу замка Сент-Анж и оттуда броситься вниз.
— И вы думаете, что я полечу?
— Уверен, — ответил мастер.
— Но если вы так уверены, — заметил кастелян, — почему бы вам самому не испытать крылья?
— Крылья скроены сообразно весу вашего тела, а не моего, — возразил мастер. — Размах крыльев, предназначенных для меня, должен быть на полтора фута больше.
И мастер, откланявшись, вышел.
— Черт бы тебя подрал! — воскликнул мессир Джоржо.
В тот день все замечали, что мессир Джоржо весьма рассеян. Очевидно, под стать Роланду, он мысленно витал в мире грез.
Вечером, отходя ко сну, он созвал всех служителей, всех тюремщиков и всех стражников.
— Если вы узнаете, — сказал он, — что Бенвенуто Челлини собирается улететь, пусть себе летит, только оповестите меня! Даже ночью я без труда поймаю его: ведь я — настоящий нетопырь, а Бенвенуто, что бы он там ни толковал, — поддельный.
Горе-кастелян совсем спятил, но окружающие уповали, что во сне у него все пройдет, и поэтому решили подождать и лишь наутро предупредить папу. К тому же погода стояла отвратительная, дождливая и было очень темно: в такую ночь никому не хотелось выходить на улицу.
