да так сильно ударил его при этом, что теленок уже не мог бежать вместе со всеми. Заметив, что детеныш отстал, мать вернулась назад и обратила весь свой гнев на Макору. Преследуемый разъяренной буйволицей, которая жаждала отомстить за беду, приключившуюся с ее детенышем, вождь кинулся к ближнему дереву.
Едва он успел скрыться среди ветвей, как подбежала буйволица. С большим трудом сюда приковылял и теленок. Двигаться дальше он не мог, а мать не хотела его оставить. Так Макора очутился на дереве. Несколько раз он пытался спрыгнуть и ускользнуть, но всякий раз убеждался, что буйволица подстерегает его, готовая поднять на рога. Макору терзала нестерпимая жажда, когда наконец раздался первый выстрел Виллема, возвестивший, что помощь близка.
В заключение вождь пригласил охотников пойти с ним наутро в его деревню. Он обещал оказать им поистине королевское гостеприимство. Крааль его был недалеко, вниз по реке, и приглашение тотчас приняли.
- Одно место в его рассказе очень меня радует, - заметил Виллем. - Стало быть, неподалеку от нашего лагеря есть или, во всяком случае, был гиппопотам, и, может быть, скоро нам удастся начать долгожданную охоту.
- Спроси-ка у него, Конго, - попросил Гендрик, - много ли в этих местах бегемотов.
Вождь ответил, что здесь их почти не видно, но если ехать день вниз по реке, попадешь в большую проточную лагуну, вот там бегемотов - как звезд на небе.
- Как раз то, что нам нужно! - сказал Виллем. - Теперь спроси его о жирафах, Конго.
- Нет, пусть они не надеются найти жирафов в этой части Лимпопо, - ответил Макора. Он слышал, что кто-то когда-то видел здесь жирафа или двух, но они, видно, заблудились, а вообще жирафы тут не водятся.
- Спроси его, не знает ли он, где они водятся, - попросил Виллем.
Казалось, он интересовался жирафами больше, чем все его спутники.
Макора не мог или не пожелал ответить на этот вопрос сразу. Он немного подумал и начал издалека. Его родина, сказал он, родина его племени, далеко отсюда, на северо-западе, но великий тиран, король зулусов Мосиликатсе, изгнал их из родного края, захватил их земли и всех мелких вождей обложил данью.
Потом Макора рассказал, что каким-то таинственным образом он потерял расположение Секелету и других великих вождей своего народа, они отказали ему в покровительстве, и вместе со своим племенем он вынужден был бросить родной дом и переселиться в те места, куда он теперь поведет своих новых знакомых.
- Но я совсем не об этом спрашивал! - сказал Виллем.
Он и у себя на родине никогда не интересовался политикой, а уж до взаимоотношений африканских князьков ему и вовсе не было дела.
Когда Макору снова спросили о жирафах, он ответил, что нигде нет такого множества жирафов, как в его родных местах, откуда он изгнан по произволу великого вождя зулусов. Дома он охотился на жирафов с детства.
Тут беседу прервал Черныш.
- Мясо готово, - провозгласил он, - пора приниматься за еду.
И он разложил перед охотниками и гостем добрых десять фунтов телячьих отбивных.
Макора, который, судя по всему, очень терпеливо ждал, пока поджарятся отбивные, приступил к еде тоже довольно спокойно. Но скоро выдержка изменила ему. Он ел с жадностью и съел больше, чем все четыре охотника вместе. Но при этом он просил извинить его за прожорливость - ведь почти двое суток у него и маковой росинки во рту не было.
Наконец все поужинали, улеглись у костра и скоро уснули.
Ночь прошла спокойно. Поднялись они вскоре после восхода, но не все в одно время: один человек встал и ушел на час раньше остальных. То был Макора, их вчерашний гость,
- Эй, Черныш, Конго! - закричал Аренд, увидев, что вождя нет в лагере. Поглядите, все ли лошади на месте! Похоже, что он вчера наврал нам с три короба и в придачу обокрал нас.
- Кто? - спросил Виллем.
- Твой друг, вождь. Он пропал, и хорошо, если у нас больше ничего не пропало.
- Не знаю, куда он девался, но даю голову на отсечение, что он честнейший человек и все, что он рассказал, чистая правда! - воскликнул Виллем с необычайной горячностью, которая всех удивила. - Он вождь, это у него на лице написано, а почему он исчез, просто понять не могу...
- Ну, разумеется, он вождь, - насмешливо сказал Гендрик. - Здесь каждый африканец, у которого есть семья, уже вождь. Правду он говорил или нет, а только это ни на что не похоже - удрать, не сказавшись.
Ганс промолчал, он не имел обыкновения говорить о том, чего не знал; а Черныш, убедившись, что лошади, ружья и все остальное имущество цело, объявил, что еще никогда в жизни он не был так озадачен.
В лагере ничего не пропало, и все-таки Черныш был совершенно уверен, что всякий, кто разговаривает на одном из тех африканских наречий, которые понимает Конго, не устоит, если ему представится случай что-нибудь украсть.
Лошадям дали попастись еще часок, а сами охотники сели завтракать телятиной; потом наши путешественники снялись со стоянки и снова двинулись вниз по течению Лимпопо.
Часа через три охотники подъехали к месту, по виду которого можно было безошибочно заключить, что здесь не раз побывал человек.
Небольшие пальмы были срублены, стволы исчезли, а верхушки валялись на земле. Слоны, жирафы и другие животные, питающиеся листвой, обглодали бы верхушки и уж, во всяком случае, не рубили бы пальмы топором, а следы его ясно виднелись на пнях. Еще через полмили путники увидели возделанные поля. Очевидно, неподалеку жили люди, достигшие известной степени умственного развития.
- Глядите! - воскликнул Аренд. - К нам идет какая-то толпа...
Все взгляды обратились в ту сторону, куда смотрел Аренд.
По гребню горной гряды, тянувшейся к северу, приближалось человек пятьдесят.
- Может, они замышляют недоброе? - сказал Ганс. - Что будем делать?
- Поскачем им навстречу, - предложил Гендрик. - Если они нам враги, это не наша вина. Мы им ничего плохого не сделали.
Когда толпа приблизилась, охотники узнали своего недавнего гостя, ехавшего впереди верхом
