Глаза Йовины чуть не вылезли на лоб — предложение было более чем щедрым.
— Ты распоряжаешься такими суммами?
— Брут богаче, чем ты думаешь, — безмятежно улыбнулась Фабиола. — И не скупится на подарки, лишь бы сделать мне приятное.
Йовина, затихнув, принялась обдумывать возможности, Фабиола следила за ней украдкой. Хитрости хозяйке было не занимать, и когда Йовина явно сосредоточилась на подсчетах, настало время финального удара.
— Я не прибавлю ни единого асса. — Голос Фабиолы звучал уже не так дружелюбно. — И вторично предлагать сделку не стану.
Йовина обмякла, откинувшись на спинку сиденья.
— Дай время подумать, — прошептала она. — Несколько дней.
— Ну уж нет, — торжествующе заявила Фабиола: уж теперь-то хозяйка никуда не денется. — Хватит и двух часов.
— Хорошо, — нехотя кивнула Йовина.
Осушив бокал до дна, Фабиола двинулась к выходу.
— Я вернусь к полудню.
Девушка торжествовала: наконец-то все идет по ее воле! Ромул теперь в армии — значит, Рима ему не миновать, они обязательно встретятся. Брут, всецело ей преданный, может пробиться в ближайшие помощники Цезаря, а девочки в Лупанарии — который будет ей принадлежать всего через два часа! — помогут завоевать и его соратников. Ради главной цели. Ради того, чтобы убить Цезаря.
Фабиола так глубоко ушла в мысли, что не услышала предостерегающего оклика Секста и подняла глаза лишь тогда, когда телохранитель преградил ей дорогу.
— Что случилось?
— Неприятности, — озабоченно ответил тот, вытаскивая из ножен гладиус и оттесняя Фабиолу от выхода, чтобы она не пыталась даже выглянуть наружу. С улицы вдруг донеслись громкие голоса.
— Отвалите, ублюдки! — перекрыл их голос Веттия.
— Не удержишь, не старайся, — рявкнул кто-то в ответ. — Мой господин желает потолковать со старой стервой и ждать не намерен.
— Через мой труп, — прорычал Веттий.
Раздался взрыв хохота — Фабиола поняла, что привратник один против многих. Следом послышался лязг вынимаемых из ножен мечей, и с ее губ сорвалось проклятие. Неужели так стоять без дела, пока на тебя нападают? Где Бенигн?
— Кто они? — бросила она Йовине, чья бледность стала заметна даже под краской.
— Головорезы из нового заведения, — едва прошептала та.
— Ладно, придурок, даю еще шанс, — бросил противник Веттия. — Отойди.
— Проваливай откуда пришел! — рыкнул Веттий. — Всех перебью!
Помимо гордости — ведь не будь здесь Фабиолы, Веттий упорствовал бы не так сильно — девушку объял ужас. Кто знает, чем все кончится…
С улицы послышались гневные крики — толпа подступала ближе.
— Веттий! — Йовина умудрилась перекричать шум. — Пусть войдут!
Снаружи воцарилась тишина.
В Лупанарии, затаив дыхание, ждали.
Дверной проем закрыла тень, и Фабиола невольно сжалась за спиной Секста, который оттеснил ее к стене. На пороге возникла закутанная в плащ фигура, за которой виднелись пятеро мускулистых громил с мечами наголо. Следом ввалился Веттий с поднятой дубиной. Убедившись, что Фабиола цела, он тоже встал впереди, отгородив ее от вошедших так, что те поначалу не заметили ни ее, ни Секста. По шее Фабиолы струился пот, ноги приросли к полу.
Взгляд вожака остановился на явно струхнувшей Йовине.
— Чего надо? — визгливо крикнула она. — Мало тебе, что угробил мое заведение?
— Йовина! — Пришелец театрально оскорбился. — Мы только зашли спросить о твоем здоровье! Говорят, ты неважно себя чувствуешь?
— Пошел вон, наглец! — огрызнулась хозяйка. — Я здорова!
— Отлично! — Визитер отвесил издевательский поклон, и сердце Фабиолы дернулось — слишком уж знакомым показался жест. И мощное телосложение, и серебряные браслеты на запястьях… Однако собраться с мыслями не удалось: пришедший продолжал речь:
— Ведь мы за тебя так волнуемся! Лучше бы тебе оставить Лупанарий. Отдохнуть. Чем скорее, тем лучше.
Былая вспышка лишила Йовину последних сил.
— Это все-таки мое детище, — пробормотала она. — Что с ним будет? И с девочками?
— А мы присмотрим! И за домом, и за привратниками, и особенно за девочками. Правда, ребята? — Говоривший кинул взгляд на подручных, те загоготали.
Фабиола почувствовала, как желчь подкатывает к горлу, и попыталась прогнать тошноту. Сомнений не оставалось — перед ней Сцевола. Фугитиварий, охотник за беглыми рабами.
Она судорожно кашлянула.
Сцевола тут же обернулся. Небрежно окинув взглядом Веттия с Секстом, он воззрился на Фабиолу, и лицо его перекосилось злобной ухмылкой.
— Клянусь всеми богами! — выдохнул он. — Кто бы мог подумать?
На Фабиолу нахлынула внезапная дурнота — и девушка оперлась на плечо Секста, чтобы устоять на ногах.
Понт, север Малой Азии, лето 47 г. до н. э.
Одной рукой расстегнув ремень под подбородком, Ромул приподнял шлем с войлочным подшлемником и вытер лоб. Полегчало, но ненадолго. Как и прочие солдаты в строю, он по приказу Цезаря тащил на себе фашину — тяжелую связку кольев; несмотря на прохладный горный воздух, легионеры обливались потом. Армия выдвинулась в путь еще до рассвета, и временный лагерь у города Зела уже скрылся в нескольких милях позади.
Ромул покосился на солнце, одиноко висящее в синем небе. Ни облачка, ни тени. Несмотря на ранний час, лучи палили нещадно — такого Ромул не помнил со времен Парфии. Разгорающееся утро сулило знойный день, впереди все неотвратимее маячила битва — и смерть. Если бы только Ромулу хватило присутствия духа простить Тарквиния прежде, чем тот сгинул! А теперь уж, наверное, и не будет случая… Его вновь захлестнула горечь — и он не стал сопротивляться, зная, что сделает только хуже.
Каждый мучительный миг их последнего александрийского дня помнился ясно, будто все случилось вчера. Признание Тарквиния в давнем убийстве аристократа, восемь лет назад затеявшего с Ромулом и Бренном драку у входа в римский Лупанарий, грянуло как гром среди ясного неба — ведь они с Бренном из-за этого бежали из Рима! Уверенные, что аристократ погиб от случайного удара Ромула!
И все же бы ни злился Ромул на Тарквиния, он много бы дал, чтобы вновь увидеть светловолосого гаруспика живым и невредимым, с неизменной двулезвийной секирой на плече. Судьба его известна лишь богам — гаруспик вполне мог разделить участь сотен моряков и легионеров, погибших той ночью. Ромул нахмурился: если бы не проклятые пращники, Тарквиний был бы сейчас рядом, ведь им троим почти удалось уйти.
Вдвоем с Петронием они тогда вытащили бесчувственного гаруспика с отмели и уложили на берегу, а сами, подгоняемые надрывными окриками центурионов и оптионов, влились в ряды защитников острова. Битва была короткой, решительной и яростной — на ограниченном клочке земли, каким был Гептастадион, римских легионеров не сумела бы одолеть никакая армия в мире. Враг, потеряв немалую часть войска, отступил обратно на побережье, и Ромул — окровавленный и основательно потрепанный — вернулся к отмели, где положили Тарквиния.
