Не сговариваясь, юнги ринулись в обход пруда. Худенькая девочка, склонившись над водой, бросала крошки лебедям. На девочке было длинное манто, закрывавшее ее голову широким капюшоном. Услышав сопение за спиной, она обернулась и внимательно посмотрела на приближающихся ребят. Из-под капюшона выбивались огненно-рыжие вьющиеся волосы. Топо, словно кто-то пнул его под зад, заорал совершеннейшую чушь:
— Кошелек или смерть! — И для убедительности положил руку на эфес своей сабли.
— Что?
Девочка смотрела на них с удивлением, без какого-либо страха. В ее глубоких темно-серых глазах играли веселые искорки.
— Это он шутит, — ответил Андреа. — А как зовут этих птиц? А вы понимаете по-итальянски?
— Лебеди, — ответила она просто и добавила: — А вы кто?
Топо, словно его потянули за язык, заявил:
— Мы пираты! Мы тебя берем в плен! — Он перешел на свой ужасный английский.
— Да? — Девочка улыбнулась. — И что мы будем делать в плену?
— А мы сначала будем грабить! Отдавай! — не унимался Топо.
— Вот возьми. — Девочка рассмеялась, она думала, что это такая игра. Она сняла с пальца простенькое колечко с узором и протянула его почему-то Андреа, а не страшному грабителю Топо.
— А как тебя зовут? — спросил Андреа и толкнул локтем Топо, который опять пытался заняться разбоем.
Андреа волновался, словно впервые говорил с девочкой.
— Анна. А вас?
— Я Андреа, а это…
— Я — Черная летучая гроза морей!
— Уходите, Андреа, вам тут лучше не… — Анна не успела договорить. Из снежного покрова, словно с обратной страницы книги, выскочили люди. Это были важного вида дамы в широких платьях, с ними несколько обвешанных оружием военных со шпагами наголо. И даже три всадника, совершенно неуместных тут, в городском парке.
Дамы стали охать и отряхивать Анну от снега. Военные делали вид, что участвуют в кровавой битве и готовы умереть за что-нибудь святое. Они скакали по кругу, размахивали не к месту саблями и оглашали сонный парк громкими возгласами. Кони ломали запорошенный снегом газон, оставляя на нем горячие черные лунки от копыт. А на мальчиков никто не обращал никакого внимания. Так же как появились из снежного марева, так же в него и исчезли все эти люди, уведя с собой девочку.
Топо еще долго хорохорился, обвиняя приятеля в том, что тот не дал ему захватить пленницу для выкупа. А Андреа, грустно, словно он потерял что-то ценное в жизни, брел, не обращая внимания на снег, сыпавшийся за воротник, на мокрые чавкающие ботфорты, на саблю, которая уже, кажется, набила синяк на бедре. Он не мог забыть серые спокойные и полные достоинства глаза Анны. Он сжимал в кулаке колечко, не зная, что с ним делать.
Уже на пристани, словно очнувшись от наваждения, Андреа встрепенулся и, повернувшись к Топо, спросил:
— А ты дурак?
— Почему сразу и дурак? — ничуть не обидевшись, ответил вопросом на вопрос Топо.
— Да потому что…
Но тут его прервал окрик с борта «Юникорна»:
— Эй, где вас носит? — шумел шкипер. — Андреа, к капитану!
Обрадованный тем, что нет нужды продолжать неприятный разговор, Андреа бегом поднялся на борт и отправился на корму, в каюту капитана, в которой он не был с того момента, когда рассказывал о нападении сарацинов на Амалфи.
— Ну, заходи, юнга — Капитан встал из-за своего стола навстречу мальчику. — Ты за эти недели и вправду возмужал. Мне говорил штурман, что и ты твой приятель хорошо трудились. Садись.
Стейтс потрепал Андреа по плечу и усадил его в кресло посреди каюты.
— Не буду лукавить и тянуть. Ты хороший юнга. И из тебя вырастет хороший моряк. — Капитан наклонился над столом и взял в руки распечатанное письмо. — Но… ты умеешь читать?
— Да, господин капитан, вопреки уставу ордена капуцинов покойный аббат Марео, мой учитель, уделял много времени моей учебе.
— Тогда прочти это.
Андреа взял из рук капитана письмо, начал всматриваться в каллиграфически выписанные буквы.
— Ты вслух читай, возможно, твоя латынь лучше моей, — улыбнулся капитан.
Текст давался с трудом, он отличался по стилистике и грамматике от евангелических канонов латыни, но Андреа в конце концов справился.
Его превосходительству капитану Питеру Стейтсу, эсквайру.
Не имея возможности действовать установленным путем, милостиво обращаюсь к Вам с просьбой принять посильное участие в судьбе отрока по имени Андреа, спасенного Вами из языческого плена. Сей отрок, отмеченный прилежанием и послушанием во время его пребывания в монастыре, заслужил христианскую любовь среди братьев. В силу того, что Андреа потерял родителей в младенчестве и нет никаких возможностей найти близких его, я как генеральный викарий Святого Ордена Капуцинов смиренно прошу Ваше превосходительство поместить отрока на обучение в Королевском военно-морском колледже Гринвича в качестве кадета. В свою очередь Орден берет на себя расходы по содержанию и полному пансиону отрока на все время обучения. В случае успешного окончания образования мы также готовы поддержать молитвой и материально его первые шаги в светской жизни.
Смиренно преклоняя наши главы перед Вами, известным мужеством и добродетелью офицером Королевского флота, благодарим за помощь.
Во имя Всевышнего!
Генеральный викарий Святого Ордена Капуцинов Марко д'Авиано.
— Ну что, юнга, собирайся. Тебя сегодня отвезут, — сказал Стейтс. — Мне жаль расставаться с тобой. С появлением тебя и твоего друга словно что-то доброе пришло на корабль. Но теперь ты станешь хорошим капитаном.
Андреа стоял и не знал, плакать или радоваться. Конечно, когда твоя жизнь обеспечена на много лет вперед — это приятно. Новая, незнакомая и такая заманчивая жизнь манила и одновременно пугала. Однако сомнений в выборе у Андреа не было.
— А как же Топо?
— Это хорошо, что ты помнишь о товарище, — улыбнулся капитан. — Я тебе обещаю — с ним все будет хорошо!
Андреа вышел на палубу, где, переминаясь с ноги на ногу, его ждал друг.
— Я уезжаю. Учиться. Меня мой Орден, ну, орден капуцинов, отправляет. Мы теперь не скоро встретимся, — грустно сказал Андреа.
— Во как! Здорово! — Топо обрадовался за товарища. — Вот только обещай…
— Обещаю, я буду писать и в гости приезжать! А потом возьму тебя к себе на корабль! — выпалил Андреа.
— Это, конечно, хорошо, но я про другое. Ты мне кортик свой подаришь? На память?
Завидую тебе, питомец моря смелый,
Под сенью парусов и в бурях поседелый!
А. С. Пушкин
Ранним майским утром 1680 года с борта брига «Санта Катарина» сошел на берег в Порт-Ройале молодой лейтенант военно-морских сил Великобритании. Город встретил его тропической жарой, незнакомыми запахами, почти непонятным, сильно искаженным английским языком разношерстной толпы в порту. В сопровождении капитана «Санта Катарины» сэра Арчибальда Коуэна лейтенант отправился на прием к вице-губернатору Ямайки, который в отсутствие самого губернатора выполнял его обязанности. Сэр Генри Морган принял их в своем кабинете без каких-либо задержек. Вице-губернатор был давно знаком с Коуэном и поддерживал с ним дружеские отношения. Стремительно встав из-за стола, так что даже распахнулись полы изумрудного камзола, Морган вышел навстречу своему приятелю. Сэр Арчибальд после теплых объятий с сэром Генри немедленно представил своего попутчика:
