Утешая себя этими нехитрыми мыслями, тетка Дарья окучивала на огороде бульбу.
– Ку-ку, ку-ку, – раздалось вдруг ниоткуда.
Баба бросила работу и стала озираться. Потом оставила инструмент и ушла с огорода…
– Слыхал? – обратился Семка к бывшему уряднику, а ныне вольному казаку Тимофею.
Тимофей в засаде был поставлен Лютым за главного.
– Тихо, а то получишь трошки на орехи, – пригрозил он.
Если только удерут «мстители» – не сносить Тимофею головы. Сидор не посмотрит, что он из урядников, ему на всех начхать. Даже к самому батьке Бурнашу относится Лютый с усмешкой. А вот за свой приказ нарушенный – не помилует. Тимофей четко уяснил: сидеть тихо, если кто в гости посторонний заявится, – хватать немедля, а если кукушка с петухом просигналят, то тут уж втрое внимательнее надо быть. И куда баба побегла? Со своего места – бурьяна за огородом – Тимофей тетку Дарью больше не видел. Зато ее должны видеть еще трое казаков, что сидят позади ограды. Бывший урядник тихонько достал маузер и взвел боек. Кто знает, сколько в красной банде человек?
Ксанка смело вошла в ограду, затворила за собой калитку и привычным по-мальчишески широким шагом направилась к хате.
– Хватай! – скомандовал Тимофей и высунулся из бурьяна.
Ксанка по привычке схватилась за карман, где обычно носила револьвер, да только нет на юбке карманов…
Бурнаши смело двинулись к девчонке, но путь им преградил, ощерив клыки, хозяйский пес. Тимофей в него выстрелил. Его помощники пальнули еще несколько раз – уже для острастки. Ксанка побежала к калитке, распахнула, и тут же перед ней вырос, как из-под земли, здоровый амбал. Кулаки – как гири! Она, не долго думая (пригодилась тренировка), пнула врага в голень. Бурнаш согнулся, тогда Ксанка сделала подсечку и, свалив казака, открыла путь к свободе. Семка, как самый шустрый, первым догнал разведчицу и, не желая сталкиваться с ней лицом к лицу, ударил девчонку прикладом. Словно споткнувшись, Ксанка покатилась в дорожную пыль.
– Пымал гадюку! – гордо доложил Семка запыхавшемуся Тимофею.
– Да ты ее прибил, дурачина! – урядник представил гнев Лютого и задрожал.
– Ничего, красные – они живучие, – спокойно сказал казачок и принялся вязать своей добыче руки.
Словно в подтверждение этих слов, Ксанка тихонько застонала.
– Лови бабу, – приказал Тимофей.
Тетку Дарью бурнаши отыскали в хате, оторвали от детей, которых она в испуге обняла, и за волосы выволокли на улицу. Бесчувственную Ксанку бросили через седло и повезли на расправу к Лютому.
Яшка уже был на своем берегу, когда забрехала собака. И тут же раздался выстрел, за ним еще несколько. Цыган на секунду замер, развернулся и бросился напрямик через камыши, не разбирая тропинки.
Только бы он ошибся, твердил про себя Яшка. Только бы это пьяные бурнаши устроили салют в небо или померещилась им с похмелья красная конница… Но про себя он знал, что случилось непоправимое…
Цыганенок прыгнул с берега и короткими саженками отчаянно резал воду. Быстрее любой лодки доплыл он до противоположной стороны, бегом поднялся по косогору и ворвался в калитку знакомой ограды. Его бы не остановил сейчас и целый эскадрон. Но на пути никого не было.
Только среди пустого двора лежала мертвая собака тетки Дарьи. Как гончая по следу, обежал Яшка вокруг хаты, заглянул на огород. Хозяйка и ее ранняя гостья пропали. Но, уже уходя, у калитки цыган заметил подаренный им крест с оборванным шнурком. И душа его также оборвалась. Яшка подобрал крестик и до боли сжал в кулаке…
* * *
– Вот бисова семейка! – воскликнул Лютый, когда к нему доставили юную разведчицу. – Может, и тебе, девка, треба для уму горячих всыпать?
– Чегой-то вы, дядя Сидор, гутарите?
– Не понимаешь?
– Нет, дядя Сидор, – Ксанка пошире распахнула простодушные глаза.
– Ну-ну… покажи, как ты кукуешь, – Лютый, приглядываясь, кругом обошел девчонку.
– Да я ж не умею, – глупо хихикнула девочка.
– А петухом?
– И петухом не можу. Хотите, спляшу?
– Я вижу, как ты плясать умеешь, – атаман кивнул на охромевшего амбала, который с ненавистью смотрел в спину Ксанке.
Она оглянулась.
– Да это с перепугу вышло. Как увидела я его рожу перед собой, подумала – бандит.
Лютый рассмеялся.
– Значит, и «красных мстителей» не знаешь, среди которых брат твой затесался?
– Не знаю, дядечка Сидор, я к тетке Дарье зашла кусок хлеба попросить, а тут… – Ксанка смот рела на него так спокойно, что Лютый ей даже на мгновение поверил.
– Жалко мне тебя, сиротку, – сказал атаман. – Чем по чужим людям мыкаться – определю я тебе место, чтоб тепло было да сытно. С батькой твоим мы, может, и враги были, а с дитя – какой спрос… – Насупившись, Лютый оглядел притихших от такого оборота дела бурнашей. – Это для всех приказ! Кто сироту обидит – шкурой своей поплатится, поняли?
* * *
…Валерка схватил цыгана за грудки и припечатал к дереву. Яшка, не сопротивляясь, безучастно глядел в сторону.
– Ты же бросил ее! Бросил! Слышишь? Ты струсил! – Валерка оттолкнул Яшку и подскочил к Даньке. – А ты что молчишь? Ну, скажи, что он струсил. Скажи!
– Не шуми.
– Выходит, спасайся, кто может, так, что ли?! – Валерку от негодования трясло.
– Яшка б не помог, – внешне спокойно ответил Даниил.
– А ты бы бросил?
– А толку?! И Ксанку б не спас, и сам бы сгорел.
– Напрасно ты его защищаешь, – с тихой ненавистью произнес Валерка.
– Яшке я приказал вернуться, – сказал командир. – Кто ж знал, что там засада будет?
– Неужели тетка Дарья предала? – словно обессилев, Валерка опустился на землю. – Не может быть…
– Ждите меня тут, – принял решение Данька. – Если к вечеру не вернусь, пойдешь ты, Валерка.
Яшка с тоской поглядел на командира. Тот подошел ближе, чтобы снять с ветки свой ремень. Подпоясываясь, Данька искоса посмотрел на цыганенка. У Яшки на глазах выступили слезы: смесь горя и несправедливой обиды. Совсем как в тот раз, когда они познакомились…
После длинного дневного перехода Ларионов решил, что отряд заночует в степи. Место выбрали у двух холмов так, чтобы издали незаметен был свет костров. Уставших лошадей стреножили, и в последние минуты вечерних сумерек они занялись поиском скудных пучков ковыля. Казаки развели костры, из фляги налили в котел воды и поставили на огонь кашу. Отряды Бурнаша были по их расчетам далеко, но командир все равно распорядился выставить охрану. Двое караульных расположились на вершинах холмов, а остальные бойцы, уставшие от перехода, прилегли на землю в ожидании ужина.
– Припасы кончаются, батя, – доложила Ксанка командиру. – Сегодня еще хватит сала кашу заправить, а завтра – уже нет.
