Ознакомительная версия.
– Сколько ты хочешь за эту девчонку?
Ганка вздрогнула и обернулась на голос. Глаза ее обрадованно заблестели, еще мгновение – и девушка бросится на шею Хореню! Этого русича Ганка узнала бы даже с закрытыми глазами стоящего в толпе сотен других людей! Но тот смотрел в сторону так, словно и не видел не только радости Ганки, но и ее саму. И торговал он вторую славянскую девушку – Живу, с которой Ганка последнее время спала, укрывшись одним рваным одеялом, и ела из одной плошки. Ела, если давали. Они не хотели выполнять распоряжения сначала хазарина, который привез их в Константинополь, а потом и торговца живым товаром, купившего славянок у хазар. Потому строптивых били и морили голодом. Наверное, убили бы, если бы не надеялись получить за красивых девушек много золотых монет. Но надежда выгодно продать товар с каждым днем таяла, потому что покупатели понимали, что непослушные девчонки не станут работать в кабаках на потеху жаждущим, а значит, доход с них будет маленький.
Хозяин девушек, почувствовав, что наконец сможет сбыть товар, принялся нахваливать Живу как только мог. Купец равнодушно осматривал достоинства славянки, морщился, сбивая цену, потом перевел глаза на Ганку:
– А за эту?
Понимая, что может потерять выгодного покупателя, хозяин вдруг объявил, что продаст вполовину дешевле, всего за 70 номисмов, но только если купец возьмет обеих. Тот в ответ так же лениво-разочарованно протянул:
– Куда мне обе?
– Хороши девки, хороши! – засуетился ромей. – Бери обеих, не пожалеешь!
Хорень махнул рукой:
– Ладно, беру!
Сунул в руку ромею монеты и кивнул девушкам, чтоб следовали за ним. Владелец заверещал, что просил больше, это не произвело на русича никакого впечатления, он сонно обернулся и пожал плечами:
– Не хочешь? Возвращай деньги.
Глядя на покупателя, ромей согласно закивал головой, отдать обратно уже полученные номисмы рука не поднималась. Он утешил себя, что хоть ничего не потерял, купил-то у хазарина дешевле, за десятку, да их еще и кормить надо…
А Ганка с Живой семенили вслед за Хоренем, едва поспевая из-за связанных ног, но не решаясь попросить развязать. Ганка не могла понять, почему русич ее не узнает и зачем купил? Тот вдруг остановился и, обернувшись, вынул из-за сапога нож:
– Давайте разрежу путы.
Голос девушки дрогнул:
– Ты нас искал?
Хорень кивнул:
– Искал. Я же обещал тебе, что вернусь и заберу, а ты не дождалась…
Глаза русича блестели лукаво, Ганка поняла, что тот в хорошем настроении, и в ответ улыбнулась. Впервые за много месяцев.
На следующий день они уже плыли в Киев. Глядя на Хореня, работавшего вместе с другими огромным веслом, Ганка вдруг заметила, что прядь на его виске стала совсем седой.
Раголда уж не было в живых, и Хорень где-то по дальним землям бродил, но купцы, каким доверять можно, нашлись. Назвали греков, таких, чтоб показ оружия не бесполезен был, что в Константинополе к императорскому двору близкие, куда надо вхожи. Исподволь, осторожно с ними разговоры про русское оружие вели, ромеи хитрые, надо, чтоб не заподозрили, что им специально работу ковалей показывают. С кузнецами тоже договорились, тут Зорень помог, он давно вместо отца мечников возглавлял.
Все как надо прошло, купцов тех вроде втайне сводили к мечникам, булат показали. Как бы случайно и склады с готовыми мечами на глаза попались да запасы стрел для луков… Заторопились вдруг купцы обратно в Византию.
А князь, как узнал, что в Константинополь собираются, к себе позвал. Испугался старый грек Филимер, слышал о князе, что тот волхв, хотя и был другой веры, а испугался. Только Олег не просто кликнул, он людей за купцами прислал, как тут не пойдешь? Шли в княжий терем и с жизнью прощались, понимали, что если ведомо Олегу про их поход к мечникам, то в живых не оставит. Уже и жалели, что соблазнились на предложение русского купца Невоя булат одним глазом глянуть…
Олег встретил почти ласково, долго расспрашивал про торги, не обижают ли, про выгоду, про то, какие товары привозили да что вдруг скоро домой собрались. Филимер ответил, мол, семейные дела зовут. Олег закивал согласно, попросил передать императору Льву и его соправителю Александру пожелания добра и процветания, а еще подарки. Только подарки надо чуть подождать, а потому задержаться. Глядя в стальные насмешливые глаза киевского князя, Филимер думал, кому пришло в голову сказать, что они почти синие и веселые? Подождать, конечно, согласились, только просили недолго. Олег пообещал… мечников поторопить. От этих слов снова похолодело внутри у греков, но князь глядел все так же довольно.
Как шли из княжьего терема на свой двор, и не помнили, только там уже повалились без сил на лавки, стали на себе вороты рвать, чтоб воздуха свежего глотнуть. Не понимали – то ли пронесло грозу мимо, то ли отложило на время.
Оказалось – пронесло. Князь подарки задержал всего на три дня, мечники закончили рукояти у двух великолепных мечей, и купцов позвали к Олегу снова. На сей раз предупредили, что за дарами для императоров византийских.
Мечи были хороши! Таких Филимер отродясь не видывал даже среди фризских. И убранство рукоятей им не уступало. Показал Олег оружие, велел завернуть, приобнял за плечи Филимера и стал что-то по-русски говорить. Грек хотя и понимал язык, все же не зря столько лет торговал в Киеве, а с перепугу враз слова забыл. Князь поглядел на него все так же насмешливо, кликнул толмача, велел перевести на греческий, чтоб понятней было. Говорил о приветах императорам, о том, чтоб не забывали силы русской, что дружина его всегда наготове, ежели Византии помощь нужна против какого врага, то пусть только пожалуются, русских ныне многие боятся…
Уходили ромеи к себе в Константинополь с богатыми дарами и тяжелым сердцем. Так и слышался вкрадчивый голос князя, точно не помощь он предлагал, а силу показывал. Филимер и так понимал, что не та уже Русь, не тот Киев, что когда-то были, сильный князь у власти, недаром Лев и Александр вынуждены с ним договариваться… Почти два года прошло, Киев только богаче да сильнее стал.
Одного так и не смог сделать Олег – сказать Ингорю про свое отцовство, так и не решился. Сколько раз уже и рот раскрывал, а слова не шли. Князь корил себя за слабость, тысячу раз обещал сказать сегодня же, но видел сына и молчал.
Была у князя тайная радость – Альмош, чуя скорую свою смерть, у угров не полагалось править старому, не помирал князь своей смертью – убивали или ослепляли, скрытно от всех вернул Олегу сына. Приехал в Киев альмошский посланец Сарыч, привез ребенка втайне. Того снова поселили у Зореня с Младой, строго-настрого наказав не открывать пока своего родства.
Ознакомительная версия.
