миллионер не сядет в свой «мерседес-бенц», не покатит по степи прямо в Мешхед и не поднимет там шум, не заявит, что из себя представляет Баге Багу.
Бай Мирза вскочил и бросился за Сахибом Джелялом. Ему померещилось, что он бросился, опустился на ковер и… заснул. Ему казалось, что он опускается в черное, знойное ущелье, полное страхов и ужасов.
Какова змея, таковы и змееныши.
Бердах
Тело — сборище всех насекомых и вместилище гноя.
Ахура Мазда
С коня генерал фон Клюгге не спешил слезать… От безмерной усталости тело налилось свинцом, и он боялся показаться неуклюжим и беспомощным. Он должен продемонстрировать персам, что истые германцы способны сохранять хладнокровие в самых трагических обстоятельствах.
Взгляните на хозяина Баге Багу! Толстые, выбритые до синевы щеки трясутся, словно желатин. Карие выпуклые глаза смотрят жалобно, по-бараньи, и только гранатовые губы нагло пунцовеют, точно их хозяину наплевать, что в его доме совершено злодейское убийство.
Или верны слухи, что в Баге Багу привыкли к убийствам?
А господин чиновник! Он перепуган. Крючковатый нос лоснится от пота и уткнулся в подбородок, близко поставленные глаза вылупились по-крабьи, а низкие кустики бровей растрепались мочалками.
Впрочем, вчерашние ужасные события кого угодно выведут из равновесия.
Придерживая за узду коня и поглаживая пухлой ладошкой гриву с вплетенными в нее цветными шелковыми шнурками, Али Алескер будто невзначай заметил:
— Господин мажордом наш подошел к пределу жизни. Вох-вох! Ангел смерти повадился в Баге Багу.
— Что? Какой предел? Какой мажордом?
— Верный, исполнительный слуга наш, мажордом-пешхедмат, увы, обнаружен в сухом овраге. В господине мажордоме не осталось и капли крови. Оказывается, господин мажордом взял сухую камышинку, срезал ее конец и недрогнувшей рукой проткнул себе шею во многих местах. Вся кровь вытекла из господина мажордома. Господин мажордом не снес позора — гибели гостей. Ужасной гибели. Господин мажордом считал, что ему нельзя жить. Если гости умерли… Погибли… И его удел — гибель. Вох-вох!
Генерал наконец соскочил с коня и, не говоря ни слова, побежал вверх по мраморным ступенькам, еще влажным от утренней росы.
— Мажордом? Если он виноват, так ему и надо! Отлично! Ему все равно не сносить бы головы. Ну, а вы, господин? Вы-то приняли меры? Где убийцы?
— Ищут.
— Даю двадцать четыре часа на розыски. Всю ночь я сам их искал. Как сквозь землю провалились. Еле держусь на ногах. Если бы не этот конь, я не вынес бы такой скачки.
— Конь ваш! — нашелся мгновенно Али Алескер и церемонно разулыбался своими бесстыдными гранатовыми губами.
— О, королевский дар! — Генерал даже остановился и, обернувшись, посмотрел заблестевшими глазами на униженно раскланивающегося перса.
Черт побери этого наглого туземца! Неужели он воображает, что лошадью, пусть даже бесценной, и жизнью какого-то мажордома, выпустившего из себя кровь экзотическим способом, сможет искупить гибель лучших офицеров рейха, зверски зарубленных дикарями. И где! В его дворце! Будь они прокляты! Белуджи умудрились исчезнуть буквально из-под носа. Провели его, одного из лучших руководителей гестапо!
То ли от неожиданности, то ли от растерянности — разве простительна растерянность в германском воине? — он хоть и вытащил пистолет из кобуры, но открыть огонь успел лишь тогда, когда белые призраки с дикими воплями, перепрыгнув через балюстраду с ловкостью обезьян, исчезли в кустах сирени. А этот проклятый англичанин Хамбер, не потерявший присутствия духа при столь ужасных обстоятельствах, то ли сострил, то ли восхитился: «Дьяволы белуджи, джинны пустыни. Ищите их в миражах!»
— Поймать убийц-белуджей! — хрипло повторил генерал. И опять выдержка ему изменила — голос его дрогнул. Уж не заметили ли персы его слабости?
Но офицеры похоронены в парке, так далеко от фашистского фатерлянда. Главный мажордом Баге Багу, не сумевший организовать охраны имения и дворца, покончил с собой, избежав наказания, сурового наказания. А жаль! Бай Мирза и его молодцы — опыта у них по кассельским концентрационным лагерям предостаточно — выколотили бы из него немало интересного, и в частности о самом хозяине Баге Багу.
Поведение Али Алескера весьма двусмысленно. Если бы не добрые вести с фронтов из России, следовало бы поостеречься.
Но персы должны понимать, что скоро в Иране загрохочут танки с бело-черными крестами и деваться им будет некуда. Они робки, слабы, трусоваты, эти персы.
— Вороны, совы, филины кишат, увы, в нашем саду. А они — птицы со зловещими голосами, предвещающими бурю.
Странные слова, зловещие слова обронил Али Алескер. Он семенил своими толстыми ножками рядом с генералом, и голос его делался совсем сладеньким. Но генерал ошибался, приписывая ему робость. Конечно, Али Алескера не устраивало, что фашистских офицеров убили прямо тут на великолепной дворцовой террасе. Али Алескер скосил глаза. Но нет, следов крови не видно — отмыли, отскоблили, отполировали мраморные плиты. Генерал не испытывал ничего, кроме прилива ярости, а вот чувствительную натуру перса всю передернуло — он не выносил вида крови, а тут перед его мысленным взглядом вдруг на мраморе расплылось гранатовое пятно. Кровь! Всюду кровь! Вчера, когда убирали чудовищно изрубленные тела, вся терраса была залита кровью. Бог мой, так и галлюцинации начнутся!
— Да будет известно вам, господин Алескер, полководец должен быть опытен и в хитростях, и в коварстве, — прохрипел генерал, входя в кабинет. — И вы и я — полководцы! Надеюсь, меры приняты?
— Расследование, эксцеленц, ведется. Погоня по всем дорогам послана. Злодеев ищут.
— Требую решительных мер. Ваше имение — логовище диких зверей. Разбой идет в открытую. Всех поставить под ружье! И чтобы ни одна крыса не ускользнула.
— Охрана поставлена со вчерашнего дня…
— Где русский? Вы отвечаете за него.
— Господин русский генерал пребывает в левом крыле дворца. — И он показал рукой на мраморную громаду, высящуюся над низкими деревьями серебристого лоха.
— А что это за люди с ружьями? Почему они смотрят в нашу сторону? Часовые должны смотреть на окно тюрьмы, глаз не отводить.
— Там Аббас Кули со своими. Они будут стрелять, кто бы ни подошел.
— Позвать сюда вашего Аббаса! Я сам дам ему инструкции.
— Аббас Кули известный в здешних местах человек, уважаемый человек. Он будет слушать нас.
— Нас?
— Нас — хозяина и помещика Баге Багу.
— Все равно позовите. Я поговорю с ним в вашем присутствии. Я отдам приказания. Но отвечать будете вы.
В голосе генерала звучали повелительные, даже грубые нотки.
«Не слишком ли рано? Немцы далеко, русские близко, — думал Али Алескер. — Военное счастье — переменчиво». Но вслух он сказал:
