Жива она или нет спросить было не у кого, а потому, искать её следовало в крохотной лесной избушке недалеко от большой воды. Там, собирая травы, да каждодневно молясь пращурам и древним Богам о спасении собственной души, она к нынешним временам прожила уже более полувека. Чтобы перечесть всех родственников бабки Анатоли хватило бы пальцев одной руки. Среди них значился и отец Михалины, безвременно угасший что-то около десяти лет назад от долго травившей его костоеды[170].
Давно, когда родители были ещё живы, а маленькие Базыль и Михалина топтали пыльные жизненные дорожки ещё босыми детскими ножками, бабка несколько раз приходила в гости к Хмызам. Михалина, как и все дети относилась ко всему загадочному трепетно, а потому хорошо помнила, как Анатоля говорила матери, чтобы та отвезла больного отца к ней на болото. Всё напрасно. Бабка ушла в лес и больше не появлялась. Может быть, решила, что двоих приглашений достаточно, а может…. Так или иначе, а мать не поверила в её силу. В довесок ко всему кто-то из соседей сказал, что все хвори отца как раз и накликала эта кривая болотная старуха, а уж этому-то поверить было куда как проще.
Что теперь о том судить: кто прав, кто виноват? Умер отец, а через три года от сухотки за ним ушла из жизни и мать. Остались Базыль и Михалина одни во всём белом свете. Бедные сироты никому были не нужны. Соседи и дальние родственники от них отмахнулись, как же, дай бог со своими детьми сладить, не то с чужими, тем более, что мальчуган-то сиротка слыл отчаянным аторвой и вором.
Вот и шатались они от двора ко двору, редко подъедаясь в корчмах да харчевнях на дармовой работе, а чаще отсиживая коленки, да выпрашивая милостыню. Брат как мог оберегал Михалину, не давая ей опуститься до плотно подобравшегося к ним омута грязи и беды, а она, не видя иного пути, шла по пятам за тем, кто ловко обучился облегчать от кошельков своими тонкими ручками тяжёлые и не очень пояса.
Недоброе детство настолько крепко прикормило его «татьевым хлебом[171]», что и к зрелым годам Базыль так и смог обучить свои руки ничему толковому.
Михалина же напротив, часто нанимаясь и работая в разных местах, научилась многому. Время шло, и она стала всё дольше задерживаться в местах, где требовались её ловкие и умелые руки. Базыль же, почувствовав, как налаживающаяся жизнь сестры всё больше даёт ему свободы, ничего лучше не придумал, как с подачи кума собрать в лесу таких же лихих мужиков как сам, да пустить своё единственное недоброе умение в широкое русло.
С того-то самого момента и Михалине стало жить худо и самому атаману Хмызе доставалось немало, ведь его часто ловили. Не сложно представить, чтобы с ним было, если бы не хранила эту косматую голову шальная, чёрная удача. Знали бы обленившиеся жолнеры да судьи кого они не раз ловили за мелкие провинности, давно бы уже затянули конопляную верёвку на его тонкой вые…
Михалина сошла с дороги и ступила под безмолвные своды утреннего, осеннего леса. Здесь было значительно теплее, не было ветра, а мягкий покров лесной тропинки делал бесшумными её неторопливые, лёгкие шаги. Девушка переложила в левую руку крохотный узелок, с припасёнными для старушки гостинцами, и засеменила по выгнутому и затяжному спуску во влажную низину.
Медлить и останавливаться не стоило. Дорога из этих мест к Олтушскому озеру хоть и одна, да уж больно она длинная, почитай вёрст восемь с гаком. Дум, собравшихся в девичьей голове, было достаточно для того, чтобы заполнить всё отпущенное на это время. В Мельнике никто не хватится. Пан, забрав с собой Рычы, (так, на мужицкий манер звала его Михалина) на весь день отправился в Патковицы, а без них в отлаженном домовом укладе чужой девушке, за которой присматривали только паны, просто не было места.
В самом начале пребывания в Мельнике Михалина уяснила себе одно: «делай что скажут, только будь на виду». Потом, присмотревшись к своей незамысловатой жизни у пана, она стала всё реже появляться на глаза господ. Когда не было работы, отсиживалась то парке у реки, то в лесу вдали от дома. Казалось бы, делай, что хочешь, иди, куда глаза глядят, только вот беда,идти-то ей было некуда. И если раньше быстро очнувшаяся от всей этой беготни по лесам девушка часто задумывалась о том, как бы это дождаться брата и сбежать с ним куда подальше, то теперь, когда в её жизни появился Свод…
«Ох, Свод». От одного его имени у бодро шагающей по лесной тропе девушки застывало дыхание, и немели ноги. Могла ли она подумать, что он станет ей таким родным в миг, когда неизвестные паны выкупили её тогда у сквалыги Винсента? Наверное, нет. В то время лихой дух побега толкал её в спину, говоря: «вот ещё счастливый случай. Прав брат, в жизни везёт ловкачам и пронырам. Плыви, Михалинка, по этой реке, а при удобном случае выберешься и на берег».
Да разве стала бы она тогда бежать, если бы только знала, что на самом деле от несчастий у позорного столба её спасла сама судьба. Видно это пан Бог указал ей тогда: «вот тебе добрый человек, будь с ним и не ходи больше лихой дорожкой брата». Чего там греха таить, Михалина достаточно видела в своей жизни мужиков, но Свод был другим. В нём не было этого показного бахвальства, присущего многим.
В отличие от других он никогда не пытался показать своих намерений, хлопая её что есть мочи чуть пониже спины. Да и зачем ему это было делать? Она сама не понимала, как, даже будучи подкошенным хворью, он легко смог взять в свои руки её вертлявое и никому не покорное сердце, а уж то, что пониже спины напитавшаяся счастьем девушка, с удовольствием отдала ему сама.
Едва её шальные мысли нечаянно коснулись сладких воспоминаний, задохнувшаяся от нахлынувших чувств Михалина почувствовала, как приятно заныло радостью сердце и прилила к животу кровь. Будто кто-то полил её хмельным мёдом, ох, как она любила! Чудно получалось, ведь они почти не общались. Достаточно было посмотреть в глаза друг другу, и тут же рука искала руку, а тело — тело…
Не в силах больше терпеть рвущееся из груди пламя, Михалина остановилась. Что ни говори, а весь этот долгий путь к бабке Анатоле она решила проделать только из-за Свода. Не понимая того, что с ней происходит, как и любая другая девушка, Михалина просто считала своим долгом обратиться к ведунье.
Пусть в этом сложном деле Боги да духи разберутся, а как сделают это, устами ворожеи скажут, ждать ли скорого счастья, подле своего возлюбленного?
К полудню высокие лесные своды расступились и открыли перед ней утыканные кривыми вехами[172] полусгнивших жердей водно-грязевые пространства болот. Здесь следовало брать правее, в обход болота до самого Олтушского озера, а там где-то с версту идти вдоль берега. У самой воды будет выситься холм, или курган, наверху которого и должна стоять избушка Анатоли. Михалина никогда не была тут и помнила о расположении её дома только со слов отца.
