Ободранный, закопченный солдат появился из бокового прохода. Посеченный камнями великоватый шлем сидел кривовато, кираса была сплошь покрыта язвами попаданий. Он заплетался на ногах и что-то невнятно бормотал, то и дело закатывая глаза.
— Чего с ним? — спросил караульный у своего начальника.
— Видать, по голове парню попало. Смотри, какая вмятина слева. Повезло. Чуть бы ниже, и принимай, ангелы, новую душу.
— Да куда его такого?
— Во вторую башню бы надо. Там с десяток раненых есть, пора лазарет устраивать, — ответил старший. — Сам дойдешь?
Солдат в ответ только кивнул.
— Ну, ступай с богом. Осторожнее только.
Оказавшись за караулом, солдат преобразился. Лицо его подтянулось, обретя четкие медальные черты. Глаза перестали блуждать и словно в прицел захватили верхушку нужной ему башни.
Тенью вампира скользнул в брошенную хозяевами комнату человек в свободном плаще, неуловимо меняющем цвет, поставил на пол ведро с густой пахучей жидкостью, достал из-под складок костяные и деревянные части, ловко собрал большой мешикский лук и накинул на рога звонкую тетиву. На десяток стрел он накрутил вату, выдранную из стеганого панциря, чиркнув кремнем по кресалу, запалил небольшую жаровню, придвинул деревянный стульчик и присел у окна, глядя, как испанцы возвращаются к башням-кораблям.
Ждать осталось недолго.
Надвигался вечер. С далеких гор натянуло низкие серые тучи, полные противной, холодной измороси. С озера начал подниматься туман.
— Надо двигаться, — проговорил Кортес, оглядывая двор, заваленный мертвыми телами. — Этой ночью мы либо покинем город, либо погибнем.
— Дон Эрнан, — спросил Ромка. — Можно, я сбегаю к отцу? Проведаю.
— Конечно, дон Рамон. Но через полчаса я жду вас на своей башне.
Ромка кивнул и стремглав бросился к веревкам, все еще свисающим со стены. Не обращая внимания на боль, лаской вскарабкался на стену, перевалился, спрыгнул вниз. Добежал до аппарели и заглянул внутрь. По-видимому, ее нутро отвели специально для раненых. Некоторые сидели, пытаясь самостоятельно обработать раны, тяжелые лежали прямо на полу. Встрепанный коновал метался от одного к другому, пытаясь оказать самую необходимую помощь.
Сеньор Вилья оставался там, где Ромка его оставил, — прямо посередине. Его носилки всем мешали, но почему-то никто не делал попытки хотя бы сдвинуть их в сторону.
Лицо раненого было бледно, грудь едва заметно шевелилась от легких вздохов. Повязка набухла и сочилась кровью. Ромка вбежал по доскам и, присев на корточки, сжал в своих руках вялые и безжизненные пальцы отца. Потряс.
— Папа. Папа! — позвал он.
— Не дергал бы ты его, — раздался над ухом тихий голос. — Отходит человек.
Слова были… русскими. Мирослав?! Вернулся! Ромка обернулся и несколько секунд непонимающе смотрел на скуластого солдата, тепло и грустно улыбающегося ему из-под железного козырька. Потом взглянул в его льдистые голубые глаза:
— Мирослав?!
— Не ори.
— Где ты был? Почему пропадал?
— Повздорил маленько с главным. Дело прошлое. Нам теперь о другом думать надо, — отмахнулся Мирослав.
— О чем? — отстранился Ромка.
— Кончилось наше с тобой задание, — ответил Мирослав вполголоса. — Папу мы твоего отыскали. Послание, правда, не передали.
— Передали. Вот оно. — Ромка дотронулся до перевязи на груди. — Зашифровано было. Папа прочитал.
— Ну, тем более, — просветлело лицо Мирослава. — Теперь нам пора назад, к князю Андрею.
— Как назад?! — не понял Ромка.
— Да так, — озлился Мирослав. — Уходить надо отсюда. Эти башни — придумка светлая, но не панацея. Поломают туземцы их, или они сами на дамбах застрянут, и придет всем карачун.
— Но папа…
— Роман, ты человек, много повидавший, взрослый. Должен понимать, что отец твой до утра вряд ли дотянет. Я знаю, это нелегко, горько, но не хочу, чтоб вместе с ним и ты голову сложил. К утру они все тут перекроют. Уходить надо сейчас. Я дорогу посмотрел, знаю, где лодку взять. Переплывем на тот берег, а там вдоль дороги и по лесам в Вера-Крус или до Истапалапана, там испанский гарнизон. Коней уведем. За три дня домчим.
— Пока папа жив, я останусь с ним или хотя бы где-то поблизости.
— А ты хоть понимаешь, что это преступная глупость? И предательство?
— Да что за мир такой?! — в сердцах по-русски вскричал Ромка. — Почему любовь к одним всегда оборачивается предательством к другим?!
— Жизнь! — пожал плечами Мирослав. — Ладно, если хочешь подставлять свою дурью голову под камни и стрелы, то я постараюсь, чтоб они ее не очень продырявили.
— Ты остаешься? — не поверил своим ушам Ромка.
— Вместе пришли, вместе уйдем, — пожал плечами Мирослав.
От радости Ромка чуть не бросился ему на шею.
Послышался шум, крики командиров, топот множества ног по каменным мостовым. Колона начинала движение.
— Выступаем. Мне к отряду надо, — встрепенулся Ромка. — Ты со мной?
— Нет. Думаю, мне особо светиться не стоит. Я лучше тут посижу. С отцом твоим.
Молодой капитан спрыгнул на мостовую и заспешил к своему отряду.
Первая башня двинулась через площадь. Мешиков не было видно, но стрелки на верхних этажах были готовы. С гиканьем и лязгом пронеслась мимо кавалерия, уходя в очередной узкий переулок. Подняв повыше щит и перехватив поудобнее шпагу, молодой человек повел своих бойцов в устье широкой улицы, до второго этажа заваленной всякой рухлядью.
Заговорили орудия, методично, залп за залпом перемалывая в труху заостренные колья, корзины с песком и камнями и выброшенную из окон мебель. Стрелки перенесли огонь повыше, и окрестные дома расцвели белыми соцветиями выбиваемой из стен глиняной пыли. Вскоре весь створ накрыло сплошное белесое облако, в котором метались какие-то тени, что-то горело и ломалось с треском. Потом стрельба прекратилась. Пока колонна пересекала площадь, щекочущая нос пыль немного осела. Путь был свободен. Испанские ядра тонким слоем развезли мешикские нагромождения по крепкой мостовой.
Ромка помнил этот маршрут. Сейчас вниз, потом один поворот налево, за ним огромные ворота, выводящие прямо на дамбу в Тлакопан. Быстрой ходьбы от силы минут двадцать.
Молодой капитан прислушался к скрипу, издаваемому несмазанными деревянными осями, и критически оглядел небо, темнеющее на востоке. В темноте мешики воюют неохотно, но и солдатам бы отдохнуть. Да и индейцы, запряженные в сбрую, валятся с ног.
Кстати, а где мешики? Ромка поймал себя на том, что уже минут пять не слышит канонады. Над городом повисла какая-то непонятная тишина, скребущая ухо, но вскоре впереди послышался гул и грохот. Он заметался между домами, нарастая и усиливаясь. Какое-то новое оружие? Чудище из озера, вызванное заклинаниями жрецов? Ромку это не удивило бы. Сдвинув марион на лоб, он потер ладонью затылок, приглаживая вздыбленные страхом волоски, и оглянулся на своих солдат. Многие молились, остальные помахивали мечами, поудобнее укладывая их в руке. Колонна как-то сама собой остановилась.
