советовал с ним связываться.
Эта уже совершенно явная издевка вывела Генриха из себя.
— Я у вас не спрашивал совета, герцог! — закричал он, вскакивая. — Вы исполнили мой приказ — получили и привезли выкуп, и более мне не нужны. Ступайте!
Обычно гневливый Леопольд на этот раз, кажется, обрадовался вспышке императора.
— Благодарю, я как раз спешил встретиться с купцом. Мне нужен новый конь — мой что-то прихрамывает и может подвести меня на турнире.
«Да, Парсифаль темнит со мной! — мрачные мысли Генриха мешали ему даже по-настоящему злиться на очевидную наглость вассала. — Колдун унюхал мои сомнения и решил все проделать без меня. А мне через кого-то из братьев пришлет свое повеление явиться в капище. Окончательно повяжет со своим рогатым покровителем, а взамен не даст ни обещанной великой силы, ни долголетия. Так с чего же я буду его слушаться? Из одного страха, что мне всадят в шею ядовитый шип, как моему отцу? Но есть ли уверенность в том, что этого не случится и так? Может, я больше уже не нужен Парсифалю?»
— Постойте, герцог! — император остановил Леопольда на пороге комнаты. — У меня еще будет поручение для вас.
«Я бы тебе показал поручение, приспешник чернокнижников! — чуть было не сорвался австриец. — Кабы не дал бы слова быть с тобой шелковым, так уже послал бы в болото, где тебе и место!»
— Всегда готов послужить моему сюзерену! — возможно, в голосе Леопольда снова была издевка, но Генрих предпочел ее не расслышать.
— Отсюда ведь очень недалеко до герцогства Брабантского, — небрежно проговорил император, натягивая на ноги пушистое лисье одеяло, хотя в комнате стояла духота от жарко пылавшего очага. — Вы, возможно, слышали, что там произошло несчастье — полгода назад погибла герцогиня Эльза. А совсем недавно мне сообщили и о смерти ее супруга. Кажется, его убили в Вормсе, вскоре после моего отъезда?
— Да, прямо у ворот замка тамошнего епископа, — невозмутимо подтвердил Леопольд. — Он приезжал повидать своего друга, одного из рыцарей короля Ричарда, да они и двух слов сказать не успели, как беднягу кто-то подстрелил. Но ведь у него есть наследник.
— Есть. Однако никто сейчас не знает, куда он делся и где дочери герцога Лоэнгрина. Их, всех троих, то ли похитила, то ли увезла куда-то по приказу самой герцогини нянька-кормилица, которую нигде не могут отыскать. Замок стоит пустой, там хозяйничает управляющий, некий грек, который, как уверены многие из слуг, нечист на руку. Так вот, мой верный герцог: я хочу, чтобы вы после турнира, а еще лучше, — тут голос Генриха сделался особенно твердым, — за день до его окончания поехали в Брабант и посетили замок. Можете сказать, что вас просил об этом, умирая, сам герцог. (Насколько я слышал, вы в тот злополучный день были в замке епископа Валентина.) В Брабанте сами все проверьте, убедитесь, что этот грек по крайней мере не распродал имущество герцога и герцогини, да заодно попробуйте разузнать, куда могли подеваться дети. Если их не удастся отыскать, мне ведь придется кому-то передать владение и замком, и самим герцогством. Поедете?
— Как будет угодно вашему величеству. — В глазах Леопольда вспыхнули и погасли насмешливые огоньки. — Как вы прикажете, так и будет сделано.
«Этим он облегчает дело рыцарям короля! — думал, садясь в седло, герцог. — И явно делает это нарочно. Ну и человек! И кого же он только еще не успел предать!»
«Если что, я всегда смогу доказать колдуну, что не отдавал Леопольду такого приказания! — в свою очередь, прикидывал Генрих. — С эдакого дурня сталось бы безо всякого приказа сунуть нос не в свое дело. Допустим, Парсифаль покончит с Леопольдом. Неплохо — после всего случившегося герцог стал для меня опасен. Ну а если вдруг обжора Лео снесет башку моему чернокнижнику и разгонит его сатанинскую свору, это будет просто великолепно! О том, что я был среди них, знают немногие, да и кто в это поверит? Нет, так или иначе, я поступил правильно. Теперь бы еще доказать папе Целестину Третьему мою непричастность к пленению Ричарда! Но это уж едва ли удастся. Хотя, с другой стороны, ведь я и не брал его в плен. Правда, три месяца продержал в Гогенау, да еще в кандалах, зато теперь выпустил. Нужно только придумать, чем смягчить церковь. Другое дело, что для этого в любом случае придется избавиться от Парсифаля».
Рассуждая таким образом, император все больше приходил к мысли об опрометчивости своего союза с приспешниками сатаны. Его робкое сердце и прежде ежилось в груди, когда он представлял, чем все может обернуться еще при жизни. А уж после смерти!.. Даже и думать не хочется!
Когда за окном смолк стук копыт герцогского дестриера, Генрих отбросил свое лисье одеяло, поднялся из кресла и подошел к установленному возле постели распятию.
— Господи! — воскликнул венценосный тамплиер, рухнув на колени и с искренним рвением трижды осеняя себя крестом. — Прости мне мои заблуждения! Клянусь славой отца, я просто влип, как муха, в сети проходимца-колдуна. И если ты поможешь мне теперь от него избавиться, помириться с Папой Римским и оказаться возвращенным в лоно Твоей Церкви, даю слово всю оставшуюся жизнь каяться в принесенных ужасных обетах... Хотя, по правде сказать, что такое обеты? Просто слова, притом — еще и глупые. Я буду также приносить щедрые жертвы церквам и монастырям, заботиться о монашествующих, помогать пилигримам. Даже стану, как мой отец, император Фридрих, защищать вдов и сирот [74], буду помогать им. Другое дело, что после ужасного Крестового похода, в котором погибли десятки тысяч германцев, вдов и сирот развелось столько, что всех не прокормишь. (Хорошо было отцу давать свой обет, когда их было куда меньше!) Но я не отступлюсь от своих слов, Господи! Только ты уж прости меня и устрой так, чтоб колдун сгинул, а я бы остался в живых. Спаси мою жизнь и мою душу, Господи!
Некоторое время Генрих продолжал набожно креститься, заискивающе глядя на распятие,
