Володя дописал, задумчиво стер комара со щеки. Еще один комар зудел где-то в углу; ну, значит, их и правда было несколько…
Теперь было около трех часов ночи, и дождь окончательно стих. Гулко падали капли с крыш палаток и с тентов; под порывами ветра вспыхивала настоящая капель, как будто снова возвращался дождь.
Володя опять вышел на улицу — посмотреть, как там тучи. Стало холодно, хотя тучи и закрывали небо по-прежнему. Но было очень темно и холодно, промозгло.
Кто-то шел вдоль линии палаток в его сторону. Мелькнула неприятная мысль, что не только люди могут разгуливать сегодня по лагерю… Эх, надо было сунуть нож в голенище, взять в руку топорик!
А кто-то уже довольно близко, и этот кто-то глухо произносит:
— Володя… К тебе можно?
— Витя, ты?!
— Ну, я… Хотел с тобой поговорить.
— Пошли в палатку, холодно тут. Хочешь кофе?
— А у тебя есть?!
— У меня все есть…
Но Володя не успел приготовить кофе, он успел только поставить чайник на керосинку, как возле палатки раздалось:
— Можно к вам?
Володя так обалдел, что даже откликнулся не сразу.
— Ли Мэй?! Конечно, заходите…
И вошла Ли Мэй — изящная даже в бесформенном резиновом плаще, грустная и чем-то недовольная. Втянула носом ночной воздух, сразу вычислила банку с кофе.
— Можно, я сама заварю кофе?
— Ну конечно. Как вам сибирские дожди? Не ожидали от степей такого?
— Не ожидала… Такие дожди у нас бывают в основном весной. Сплошная стена воды, день за днем. Плесневеет белье прямо в шкапах, прокисает еда, на деревянных панелях, даже на мебели заводится грибок. Но это только весной, и от таких дождей хорошо растет рис. А тут они зачем?
Некоторое время Володя переваривал самобытную логику Ли Мэй. Действительно, зачем тут такие дожди, да еще в начале июля?
— Не зачем, а почему, — буркнул Витя Гоможаков. — Пакостит нам тут один…
— Витя, и никак с ним нельзя справиться?
Витя уныло замотал головой.
— Значит, когда начнем копать, неизвестно…
Витя так же уныло кивнул.
Но тут удивилась Ли Мэй.
— Подождите… Но почему вы не хотите копать… Ну, допустим, с послезавтрашнего дня?!
— А как вы собираетесь копать? До послезавтра просохло бы, но только если бы больше не шел дождь. Так ведь если верить Вите, дождь непременно пойдет.
— И путь идет… Кто нам мешает поставить тент прямо над раскопом? А вокруг прокопать ямы… чтобы раскоп не заливало?
Целых минуту или две все трое молчали; Ли Мэй с недоумением смотрела на мужчин — наверное, никак не могла понять, почему они не хотят копать прямо сейчас. Потом Витя улыбнулся, и это была глупая улыбка.
— Да… Ничего себе… И как просто…
На секунду Витя уткнулся в кружку с кофе, погрузил в нее пол-физиономии, потом вскинулся:
— Ребята, я пойду к Косте! Правда ведь — ну как элементарно!
Он убежал, еле успев кивнуть, оставив дымящуюся кружку. И тогда Володя подошел к девушке, поцеловал ее — благодарно, долго и с ощущением, что иначе совершенно невозможно. Ли Мэй не отодвинулась, но на этот раз и не ответила. Порыв ветра чуть не задул лампу, тени заметались по потолку и стенам, по всему объему палатки. Ли Мэй была здесь, и Володя подумал, что с ней и ненастье воспринимается совсем иначе.
— Вы не боитесь грозы?
— Нет.
Лицо сидящая Ли Мэй подняла к стоящему Володе, явно ждала продолжения.
— Вы не могли бы остаться со мной? Мне было бы очень приятно, а вон там есть еще один спальник.
— Вы знаете, Володя, почему-то в грозу я очень захотела побыть с вами…
— Вот и будьте. Тем более, что на меня гроза стала действовать так же — я очень захотел быть с вами. Ли Мэй, у вас по-прежнему отсрочка?
— Вообще-то… Но нет, я могу и забрать свою отсрочку.
— В том-то и дело, что не надо. Я бы хотел тоже взять отсрочку, и до конца экспедиции.
Помолчали. Ли Мэй откровенно переваривала сообщение.
— Я могу спросить вас, почему? Я думала, что если девушка уже согласна, мужчина не будет тянуть… Хотя да, у вас же тут есть другая женщина…
Ли Мэй произнесла это таким тоном, что Володя убедился лишний раз — в чем-то основном все цивилизации и люди всех народов одинаковы.
— Машенька… Не будем ни про каких других женщин, хорошо? Это было до вас, и не надо… А узнать, почему я хочу отсрочки до конца поля, вы, конечно же, вполне можете… Только я не уверен, что смогу вам так уж просто ответить… Ли Мэй, тут у меня есть второй спальник, забирайтесь в него! И устраивайтесь рядом, так будет удобнее говорить. А я пока отвернусь к стенке. Хорошо?
Теперь они лежали на нарах, и их лица оказались совсем близко, хотя тела оказались в разных спальных мешках. На улице опять поднялся ветер, но теперь он не рвал палаток, не хлопал тентом; ветер стал сырой и как будто тяжелый от влаги, которую ему приходилось нести. Ветер тяжело перебирал полотняные двери палатки, вздыхая, замирал между крышей палатки и тентом. Опять закрапал дождь, тяжелыми редкими каплями.
— Вы понимаете, мне всегда очень хотелось быть не одному на белом свете… для меня это гораздо важнее секса.
Ли Мэй очень серьезно кивнула и, кажется, пожала плечами в своем спальнике. Ее чудное лицо мягко светилось совсем рядом.
— Любая женщина это поймет без труда.
— Вот сейчас у меня есть такое ощущение — что я не один на белом свете. Понимаете? Я не хочу его спугнуть, это ощущение, и очень боюсь его нарушить. Вы меня волнуете, Ли Мэй, но вот так я почему-то не хочу. Я хочу, чтобы у нас было все, но только так, чтобы только так, чтобы не исчезало ощущение — я не один на белом свете. Понимаете? Мне кажется, я плохо объясняю…
Ли Мэй опять кивнула, тоже очень серьезно. В сгустившейся темноте светлел овал ее лица, обращенный к Володе. Какое-то время они лежали и молчали, слушая ветер и дождь.
— Может быть, я и не все поняла, но мне кажется, что, наверное, все. Я тоже плохо объясняю… А знаете что? В такой дождь хочется петь песни. Они прямо сами получаются…
И Ли Мэй протяжно прочитала что-то рифмованное и ритмичное на незнакомом для Володи языке.
— Вот не думал, что вы умеете слагать стихи и петь песни, — искренне удивился Володя.
— Ах, вы не думали?! — девушка даже подскочила на нарах от возмущения. — Я все умею, что надо воспитанной девушке. И писать стихи, и петь песни, и танцевать.
Какое-то время Володя переваривал сообщение. Интересно, а в числе обязательных сторон воспитания китайской девушки из приличной семьи числится умение шить или приготовить достаточно съедобный борщ? Но этих вопросов Володя задавать не стал, а спросил совершенно другое:
