Ознакомительная версия.
Очередь Ярилки подошла последней. Он совсем извелся, наблюдая, как его сверстники один за другим проходят это испытание. Наконец вождь посмотрел и в его сторону. Криво улыбнувшись, он что-то шепнул одному из старших гридней, тот махнул рукой, и к мальчику подвели такого коня-красавца, что у него внутри все сжалось. Двое конюхов едва сдерживали гнедого жеребца, который так и норовил кого-нибудь укусить или лягнуть.
Это был конь самого Рогволда. Ярилко слышал, что его купили за большие деньги у племени прусов. Говорили, будто жеребец едва не зашиб насмерть гридня, ведающего конюшней, когда тот решил объездить покупку. А ведь он понимал толк в этом деле. И на таком звере ему предлагают проехаться?!
От одной только мысли Ярилку бросило в жар. Он беспомощно оглянулся, словно пытаясь увидеть за спиной деда Вощату, но того нигде не было видно, и мальчик, потупившись, направился к коню.
Наверное, и старшие гридни заподозрили неладное, потому что среди них раздался тихий ропот. Но Рогволд лишь глянул грозно, и вои притихли – вождь знает что делает. Все мальчики смотрели на Ярилку с сочувствием: они понимали, что новичку объездить такого зверя просто невозможно. А значит, Ярилко не пройдет испытание и по-прежнему будет околачиваться среди малышни и женщин, что мужчину, тем более будущего воина, совсем не красит. Лишь Всегорд нехорошо ухмылялся и блудливо отводил глаза в сторону.
Ярилко скрипнул зубами от внезапно обуявшей его ярости, одним махом запрыгнул на коня, который имел на спине лишь потник, крепко схватился за поводья и крикнул:
– Пускайте!
Гридни-конюхи отскочили в сторону, жеребец сначала поднялся на дыбы, пытаясь сбросить седока, а затем вихрем помчался вперед, да не просто помчался, а начал брыкаться и кидаться из стороны в сторону. Ухватившись одной рукой за пышную гриву коня, а другой с силой натягивая поводья, Ярилко вдруг запел. Мотив старинной песни-молитвы вендов, которую не раз напевал ему Вощата, пришел в голову внезапно, словно их навеял ветер, свистевший в ушах.
Конь по-прежнему мчал вперед, как сумасшедший, но в какой-то момент вдруг перестал прыгать, словно козел, и перешел на ровный галоп. Но не остановился и в конце поляны, хотя Ярилко изо всех сил пытался повернуть его обратно. Жеребец перемахнул высокий кустарник, служивший ограждением поля для «посадки на коня», и рванул дальше, уже среди редких деревьев. А мальчик продолжал петь. Мало того, он вообще бросил поводья, чтобы не терзать животное удилами, лег на шею коня и обхватил ее руками. Бег коня становился все тише и тише… и в конце концов взмыленное животное остановилось, словно решив дослушать песню мальчика без помех. Ярилко немного подождал, успокаивающе поглаживая и похлопывая жеребца ладонью, затем слегка потянул за повод, развернул его и не спеша поехал обратно…
Ярилку встретили одобрительными и даже восхищенными возгласами. Особенно радовалась молодежь. Только вождь племени смотрел на мальчика с каким-то странным выражением, а в его глазах плясали нехорошие искорки. Что касается Всегорда, то он едва скрывал огромное разочарование и злобу. Ярилко стойко встретил его взгляд, полный ненависти, и первый раз в жизни не отвел глаза в сторону. Наверное, заледеневший беспощадный взгляд соперника, в котором явственно читался вызов, задел сына вождя за живое, но он не смог его выдержать и потупился.
Затем начались завершающие обряды посвящения мальчиков в младшие гридни. Их головы остригли и обрили, оставив лишь густой и длинный клок волос. При этом юношам еще раз пришлось испытать сильную боль, потому что брили их не очень острыми – скорее тупыми – ножами. Волосы после стрижки аккуратно собрали и сожгли на костре. После из хижины снова вышла жрица Мокоши, которая несла в руках семь наузов – по числу новых гридней. Сыну вождя досталась науза в виде медведя, а Ярилке – оскаленная морда волка. Обереги были выполнены из какого-то темного, нержавеющего металла и серебра.
Наверное, кое-кто ему позавидовал, потому что эта науза олицетворяла независимость, выносливость и силу, а также удачу на охоте. Науза волка была предпочтительней наузы медведя – сильного, но склонного к лени и обжорству. Но все знали, что наузы даются не просто так, по желанию жрицы; она испрашивает у Мокоши, кому какой оберег должен принадлежать.
Но и это было еще не все. Теперь уже принялись за дело мужчины. Каждый из семи мальчиков подходил к Мораву, и стоявшие рядом с ним волхвы рангом пониже набрасывали ему на плечи волчью шкуру с головой, в пасти которой торчали немалые клыки. Морав читал молитву и давал выпить юнцу жбан пива. После этого шкуру снимали, и новый воин становился полноправным членом «волчьего» союза – молодым гриднем. При этом, насколько Ярилко знал от Вощаты, иногда происходило «наречение» новым именем, – уж непонятно по какой причине; про то знали только волхвы – но все шесть мальчиков остались при своих именах.
Наступил черед Ярилки. Он подошел к Мораву, встал на одно колено, и теплая мохнатая шкура оказалась у него на плечах. Волчий запах еще не выветрился как следует, – зверя убили этой зимой, – и острое обоняние мальчика мигом вызвало в его живом воображении серого матерого волчищу, который быстрым скоком уходил от облавы. Неожиданно волк обернулся, и Ярилко очень близко увидел его глаза – словно это было и впрямь наяву. Но самое главное – во взгляде волка он не увидел ярости загнанного зверя, а всего лишь мольбу о братской помощи. Что это?! Ярилко дернулся назад, поднял голову и увидел, что на него с какой-то странной пристальностью смотрят все волхвы.
– Встань, – сказал Морав. – Шкуру оставь, – упредил он вопрос мальчика, удивленного тем, что волхвы даже не сделали попытки помочь ему избавиться от волчьей машкары. – Снимешь, когда я скажу. А сейчас… – Голос главного волхва зазвенел, загремел громом, поднялся ввысь: – Я нарекаю тебя Вилком[30]!!! Сегодня Ярилко умер и родился Вилк!
Гридни загомонили, задвигались; многие из них отступили назад, словно чего-то испугались. Ярилко тревожно оглянулся по сторонам, но все избегали смотреть ему в глаза, отводили взгляды.
– Испей! – приказал Морав, подавая мальчику жбан пива.
Ярилко выпил его одним духом, потому что в груди у него вдруг забушевал пожар. Что же с ним творится?!
– Приглашаю всех на пир! – возвысил голос Рогволд. – Да славятся вечно живущие Род[31] и Мокошь!
Гридни и старейшины довольно загудели, послышался смех, завязались непринужденные разговоры, и русы гурьбой направились по широкой тропе в родной городище. Возле капи Мокоши остались лишь Морав и Ярилко – теперь Вилк.
Ознакомительная версия.
