— Что же?
— Позвольте представить его вам тотчас по приезде.
— Он в скором времени должен приехать в Париж?
— Ах, сударыня, кто его знает? Может быть, он еще пять лет проторчит у себя в Бретани, как выражается плут Вольтер; может быть, он уже в пути; может быть, он в двухстах лье, а то и у заставы.
И маршал всмотрелся в лицо молодой женщины, желая понять, какое впечатление произвели на нее последние слова.
Но она, призадумавшись на мгновение, сказала:
— Вернемся к нашему разговору.
— Как вам угодно, графиня.
— На чем мы остановились?
— На том, что его величеству очень нравится в Трианоне, в обществе господина де Шуазеля.
— И мы говорили о том, как бы удалить Шуазеля, герцог.
— Это вы говорили о том, что его надобно удалить, графиня.
— Что это значит? — удивилась фаворитка. — Я до того желаю, чтобы он уехал, что, кажется, умру, если он останется здесь, а вы ничем не хотите мне помочь, любезный герцог?
— Ого! — приосанившись, заметил Ришелье. — В политике это называется внести предложение.
— Понимайте, как хотите, называйте, как вам удобно, только дайте определенный ответ.
— Какие ужасные, грубые слова произносят ваши прелестные нежные губки!
— По-вашему, герцог, это ответ?
— Нет, не совсем, скорее, подготовка к нему.
— А она закончена?
— Еще минутку.
— Вы колеблетесь, герцог?
— Ничуть не бывало.
— В таком случае я вас слушаю.
— Как вы относитесь к притчам, графиня?
— Это старо.
— Помилуйте, солнце тоже старо, однако до сих пор не придумано ничего лучшего, чтобы разгонять мрак.
— Ладно, согласна на притчу, лишь бы она была прозрачной.
— Как хрусталь.
— Идет.
— Вы слушаете, прекрасная дама?
— Слушаю.
— Итак, предположим, графиня… Знаете, притчи всегда начинаются с предположений.
— Боже! Как вы скучны, герцог!
— Вы, графиня, не верите ни слову из того, что говорите: никогда еще вы не слушали внимательнее.
— Ладно, признаю, что я не права.
— Итак, предположим, что вы прогуливаетесь по вашему прекрасному саду в Люсьенне и вдруг замечаете великолепную сливу, одну из тех слив сорта ренклод, которые вы так любите за их алый, яркий цвет, схожий с цветом ваших щечек.
— Продолжайте же, льстец.
— Итак, на самом конце ветки, на самой верхушке дерева вы замечаете одну из этих слив; что вы предпримете, графиня?
— Потрясу дерево, черт побери!
— Да, но безуспешно: дерево толстое, неискоренимое, как вы давеча изволили выразиться; вскоре вы заметите, что оно и не шелохнулось, а вы только исцарапали свои прелестные белые ручки об его кору. И тут вы, встряхнув головкой тем пленительным движением, какое присуще только вам и цветам, начинаете причитать: «Боже мой! Боже мой! Как бы я хотела, чтобы эта слива упала на землю!» И даете волю досаде.
— Это вполне естественно, герцог!
— Ни в коем случае не стану уверять вас в противном.
— Продолжайте, любезный герцог; ваша притча бесконечно меня интересует.
— Внезапно, обернувшись, вот как сейчас, вы замечаете вашего друга герцога де Ришелье, который гуляет, предаваясь размышлениям.
— О чем?
— Что за вопрос, Господи? Разумеется, о вас. И вы говорите ему вашим дивным мелодичным голоском: «Ах, герцог, герцог!»
— Изумительно!
— «Вот вы мужчина, вы такой сильный, вы покоритель Маона; потрясите это проклятое дерево, чтобы с него свалилась мне в руки вон та чертова слива». Ну, каково, графиня?
— Превосходно, герцог: вы вслух произнесли то, что я сказала шепотом; но что же вы в таком случае ответите?
— Что я отвечу…
— Да, что?
— Что я отвечу… Как вы настойчивы, графиня! «С огромным удовольствием достал бы, но поглядите, какой толстый ствол у этого дерева, какие шершавые у него ветви; а я ведь тоже дорожу своими руками, черт возьми, хоть они у меня и постарше лет на пятьдесят, чем ваши».
— А! — внезапно вырвалось у графини. — Так-так, я начинаю понимать.
— Тогда продолжите притчу: что вы мне говорите?
— Я говорю вам…
— Мелодичным голоском?
— Разумеется.
— Ну, ну?
— Я говорю: «Голубчик маршал, не глядите на эту сливу столь безучастно; ведь вы на нее смотрели безучастно лишь потому, что она не для вас; давайте будем вместе алкать ее, стремиться к ней, и, если вы хорошенько встряхнете это дерево и она упадет, тогда…»
— Тогда?
— «Тогда мы съедим ее вместе!»
— Браво! — воскликнул герцог, хлопая в ладоши.
— Правильно?
— Небом клянусь, графиня, вы великая мастерица завершать притчи. Клянусь своими рогами, как говаривал мой покойный батюшка, славно придумано!
— Итак, вы потрясете дерево?
— Обеими руками и изо всех сил!
— А слива на дереве в самом деле сорта ренклод?
— Вот в этом я не вполне уверен, графиня.
— А что же там на ветке?
— По-моему, там, на верхушке, скорее портфель.
— Тогда разделим с вами этот портфель.
— Нет уж, он мне самому нужен. Не завидуйте, графиня, на что вам министерский портфель? Вместе с ним с дерева свалится столько прекрасных вещей — выбирайте любую.
— Что ж, маршал, значит, мы уговорились?
— Я займу место господина де Шуазеля.
— Если королю будет угодно.
— Разве королю не бывает угодно все, что угодно вам?
— Сами видите, нет, ведь он не желает удалить Шуазеля.
— Ну, надеюсь, король с радостью призовет к себе своего старинного товарища.
— По оружию?
— Да, по оружию, хотя подчас самые грозные опасности подстерегают нас не на войне, графиня.
— А для герцога д'Эгийона вы ничего у меня не просите?
— Право слово, не прошу; пускай он, негодник, сам об этом побеспокоится.
— Впрочем, вы же будете здесь.
— Теперь мой черед.
— Ваш черед на что?
— Мой черед просить.
— Верно.
— Что вы мне дадите?
— Все, что пожелаете.
— Я желаю все.
— Разумно.
— И я получу?
— А как же иначе? Но вы хоть будете довольны и не станете ничего у меня просить, кроме этого?
— Кроме этого и кое-чего еще.
— Говорите.
— Вы знаете господина де Таверне?
— Да, мы с ним друзья уже сорок лет.
— У него есть сын?
— И дочь.
— Вот именно.
— Так что же?
— Пока все.
— Как это — пока все?
— Да так, о той малости, какую я у вас еще хотела попросить, я скажу вам в свое время и в своем месте.
— Превосходно.
— Итак, мы условились, герцог?
— Да, графиня.
— Договор скреплен подписью.
