Шарль Монселе - Женщины-масонки

Наступило молчание. Маркиза де Пресиньи нарушила его первой.

– Таким образом, сударь, мои благие намерения будут для меня пагубными вдвойне.

– Как так, сударыня?

– Я потеряла племянницу и приобрела врага.

– Не врага, а хулителя.

– Я поняла, однако, что Орден женщин-масонок имеет отныне неумолимого противника в вашем лице,– с беспокойством возразила маркиза.

– Действительно: прежде всего мне пришло в голову обратиться к правосудию…

Маркиза вздрогнула.

– Но по зрелом размышлении я отказался от этой мысли,– продолжал Филипп.– Добиться расследования – это значит предоставить суду список имен, и я никогда не смог бы забыть, что среди них одним из первых стояло бы имя госпожи Бейль.

– Вы поступили мудро.

– Смерть Амелии сделала меня почти бесчувственным.

– Стало быть, сударь, я могу рассчитывать на то, что вы сохраните эту тайну?

– Только на это вы и можете рассчитывать.

– Что вы хотите этим сказать?

– Сегодняшний мой визит к вам – последний визит, сударыня.

– Вы уезжаете? Вы отправляетесь путешествовать?

– Нет,– отвечал Филипп Бейль.– Я не принадлежу к числу тех, для кого путешествие в Италию или на берега Рейна служит средством для того, чтобы раны их зарубцевались. Но позвольте мне никогда больше не переступать порога этого дома – он всегда будет вызывать у меня мучительные воспоминания. Случайно и вопреки желанию графини д'Энгранд сделавшись членом вашей семьи, я расстаюсь с ней из-за той трагедии, которая сделала нас чужими друг другу. Я простился с маркизой де Пресиньи. И я боюсь, что если я вновь ее увижу, я буду плохо помнить, что она – тетка Амелии, и буду помнить слишком хорошо, что она – Великий Магистр Ордена женщин-масонок.

С этими словами он взял свою шляпу, отделанную черным крепом, и удалился.

Сегодня Филипп Бейль точь-в-точь такой же, каким был десять лет назад. Он остался на своем месте, он не продвигается по службе, но и не скатывается ниже. Ему избегают вредить, но ему больше и не покровительствуют. Он согласился на эту роль, которая делает его более независимым и более подходит его гордой натуре.

Он никогда больше не встретился с Марианной. После гибели Амелии она, должно быть, уехала за границу под незримой защитой могущественного Ордена женщин-масонок. Теперь ее ненависть, несомненно, удовлетворена; по крайней мере, Филипп Бейль больше не ощущал ее ударов.

Подобно новоявленному Атласу, Филипп Бейль не скрывает от себя, что держит на своих плечах чудовищную тяжесть. Один неосторожный шаг может повлечь за собой падение небесного свода масонок, которое под своими обломками погребет и его. Ему ставили разного рода ловушки, некоторые из коих – так, по крайней мере, говорили – были прикрыты цветами с самым пьянящим ароматом. Но из всех этих испытаний он доселе выходил победителем.

К его природной серьезности теперь примешивается некоторая доля меланхолии; он сделался одним из тех загадочных героев, на которых указывают в гостиных нескончаемому потоку любопытных с такими словами: «Это он!» А любопытные, вначале удивленные тем, что его имя было произнесено вполголоса, спрашивают друг друга, чему обязан этот человек своей славой.

Нет необходимости прибавлять к сказанному, что он перестал хулить женщин; теперь он говорит о них не иначе, как с величайшей осмотрительностью. Если он иногда и посмеивается над ними по старой привычке, то его эпиграммы подобны мадригалам. Над пылающим костром, поглотившим его любовь, его надежды, его радости, вьется дымок, легкий, как тот дым, который выходит из труб очагов бедных людей; этот дым – его опыт.

Однажды с ним произошло довольно оригинальное приключение. Это было на одном из тех балов-маскарадов, которые еще и сейчас, некоторое время спустя после падения Луи-Филиппа, дает принцесса С. Утомленный звуками оркестра, Филипп Бейль, переходя из зала в зал, нашел убежище в малой гостиной, окна которой выходили на Сену. Небрежно развалившись на софе, он просидел там некоторое время, чувствуя себя в том состоянии, которое предшествует сну, но еще и не переходит в сон. Несколько раз он увидел, как к нему с таинственным видом приближаются и затем окружают его женщины в розовых домино и в черных бархатных полумасках. После некоторого колебания одна из них в конце концов все-таки прикоснулась кончиками пальцев к его плечу; другой рукой она, казалось, сделала знак остальным женщинам, чтобы они не уходили.

– Чего ты хочешь от меня, прекрасная маска? – приподнимаясь, спросил Филипп Бейль.

– Берегись! – был ответ.– В течение нескольких дней ты пытаешься увидеться с господином Бланшаром. Поверь мне, что тебе же будет лучше, если ты откажешься от своего намерения.

– Кому же от этого будет лучше? Мне? Или тебе? – серьезно спросил Филипп.

– Наша тайна в твоих руках, и мы можем погубить тебя!

– Нет, не можете,– отвечал он, снова опускаясь на софу.

– Ты чересчур самоуверен,– заявило розовое домино.– А между тем ты должен был бы помнить, что для нас не существует невозможного.

– Ба! – легкомысленным тоном отвечал Филипп.– Для того, чтобы погубить меня окончательно, у вас не хватит ни смелости, ни ловкости! Да и чем можете вы мне угрожать? Запахом отравленной перчатки или падением со скалы? Фу! Фу! Тайна, которой я обладаю как раз, напротив, является гарантией моей безопасности. В таких доспехах я могу ходить безбоязненно; более того, я уверен, что Орден женщин-масонок будет держаться от меня в стороне даже и в самых серьезных обстоятельствах. Ибо кто сказал тебе, прекрасная маска, что на следующий же день после моей прискорбной кончины не будут опубликованы некие мемуары? После сцены с Буриданом[112] этот способ покажется тебе банальным, но тем не менее этот способ может еще пригодиться. Полно! Застать меня врасплох невозможно! Я предпринял уйму предосторожностей… Вложите же Дамоклов меч в ножны, дражайшие противницы!… А кроме того, преследовать меня даже на балу, даже под звуки Штрауса – это дурной тон!

Облачко розовых домино мало-помалу рассеялось.

Только пять или шесть из них еще оставались поблизости от Филиппа Бейля.

– Я почти забыл о вашей корпорации,– продолжал он.– Прошу прощения. Но чего вы хотите? Я привык смотреть на Орден женщин-франкмасонок как на щит, охраняющий мою жизнь.

Ланды – песчаные равнины с сосновыми лесами (Здесь и далее прим. переводчика)