Не дав ему даже вскрикнуть, стражники зажали ему рот и крепко сжали его горло, руки, голову и ноги. Они вцепились в него со всех сторон с такой силой, что теперь он мог двигать только глазами.
На этом человеке была странное одеяние красного цвета — кусок материи и фартук, испещренный масонскими символами. Его талию опоясывал толстый шерстяной шнур с семью узлами. Убедившись, что у мужчины нет ни оружия, ни каких-либо режущих инструментов, Тревелес знаком показал, чтобы с этим масоном остались четверо стражников и чтобы они не позволяли ему даже пошевелиться. К его шее приставили два кинжала, тем самым дав ему понять, что малейшее движение — и кинжалы вонзятся в его горло.
Прихожая этого скромного жилища была прямоугольной формы, из нее выходили три двери. Все они были закрыты. За любой из этих дверей могла находиться комната, в которую преступники втащили Фаустину, — или же промежуточная комната, ведущая в другие помещения.
Хоакин подошел поочередно к каждой из дверей и прислушался — только за средней из них он услышал какие-то звуки. Остававшиеся возле Тревелеса шестеро стражников выстроились за его спиной, готовые к действию. Хоакин, выхватив шпагу, решительным толчком распахнул дверь — и перед его взором предстала самая жуткая сцена из всех, какие он когда-либо видел. К одной из стен была прибита четырьмя огромными гвоздями, пронзившими ее запястья и щиколотки, Фаустина — полностью голая, с разведенными в стороны руками и ногами. Прямо возле нее сидел на корточках Энтони Блэк: он расставлял стаканы, чтобы в них собиралась вытекающая из ее ран кровь. Оглянувшись на шум и увидев ворвавшихся в комнату стражников, он моментально поднялся и, быстро найдя глазами лежавший на полу кинжал, схватил его и тут же издал такой неистовый вопль, что стражники невольно замерли от неожиданности. Затем он резко обернулся к Фаустине и бросился к ней с кинжалом, намереваясь вонзить его в ее сердце. Однако его на долю секунды опередил Тревелес. Он рванулся вперед и успел встать между масоном и Фаустиной. Направленное на графиню лезвие кинжала чиркнуло Хоакину по животу — к счастью, не причинив ему особого вреда Англичанин же получил в ответ удар шпагой, клинок которой пронзил его насквозь, и он, смертельно раненный, рухнул на пол. Двое стражников на всякий случай схватили его за руки, а Хоакин и остальные стражники стали ломать голову над тем, как суметь снять графиню со стены. Фаустина была жива, но без сознания. Тревелес попробовал потянуть за пронзившие ее запястья и щиколотки гвозди, но они, как оказалось, были прибиты к стене намертво.
Тревелес с отвращением увидел, что к пронзившим руки и ноги графини четырем гвоздям были привязаны органы, вырванные или отрезанные у четырех предыдущих жертв. Здесь были и уже наполовину сгнившее сердце иезуита Кастро, и яичко герцога де Льянеса, и ухо альгвасила инквизиции, и голова монашки, подвешенная к гвоздю за волосы.
Состояние Фаустины было ужасным. Ее осунувшееся лицо утратило свою красоту, и на нем было заметно лишь выражение страха и отчаяния. Хоакин приказал двоим стражникам поддерживать тело графини, чтобы его вес не причинял ей невыносимую боль. Это, видимо, и в самом деле облегчило ее страдания: вскоре она пришла в себя. Ее глаза засветились от радости, когда вместо своих палачей она увидела лицо своего друга Тревелеса. Вспомнив о своей наготе, Фаустина покраснела и попросила прикрыть ее чем-нибудь, пока ее будут снимать с гвоздей. А еще она попросила немного воды.
Тревелес, проанализировав ситуацию, приказал одному из стражников немедленно привести сюда врача, другому — срочно найти клещи покрепче, третьему — сообщить графу де Бенавенте и Марии Эмилии, что они уже могут прийти в этот дом. Хотя он и понимал, какое тяжкое впечатление может произвести на них эта сцена, он подумал, что их присутствие подбодрит Фаустину.
— Хоакин, уберите от меня побыстрее эти сгнившие останки. Я уже не могу выносить их мерзкий запах.
Хоакин начал отрезать их от гвоздей кинжалом, еле-еле сдерживая тошноту. Будучи не в состоянии даже представить себе, какие мучения пережила Фаустина, он не решался ее спросить, что с ней сделали преступники, прежде чем прибили гвоздями к стене. Как только Хоакин убрал от нее полусгнившие человеческие останки, он ласково посмотрел в ее зеленые глаза и увидел, что из них текут слезы. Он с нежностью погладил Фаустину по щеке и попросил ее быть мужественной и еще немного потерпеть.
В комнату стремительно вошел граф де Бенавенте. Впрочем, он тут же замер на месте и впал в оцепенение, когда увидел, что его супруга прибита гвоздями к стене на расстоянии полуметра от пола и покрыта большой белой простыней, закрывавшей почти все ее тело, за исключением рук. Под каждой рукой на стене виднелись следы уже свернувшейся крови. Выражение глаз графини свидетельствовало о пережитом ею ужасе, а выражение ее лица — о все еще причиняемых ей гвоздями физических страданиях.
Ее руки время от времени непроизвольно подергивались: это было следствием сводивших ее мышцы судорог.
Через несколько секунд в комнату вошла Мария Эмилия. Увидев прибитую гвоздями к стене Фаустину, она невольно вскрикнула. Затем она бросилась к Хоакину и спросила его, в каком состоянии находится ее подруга. Тревелес шепотом ответил, что, если не удастся снять ее со стены в течение ближайших нескольких минут, она может умереть прямо здесь. Воцарилось напряженное молчание, и было слышно лишь странное клокотание, сопровождавшее тяжелые вдохи и выдохи Фаустины, как будто ее легкие наполнялись жидкостью.
Решив не дожидаться, когда принесут клещи, а попытаться что-то сделать прямо сейчас, Франсиско вцепился пальцами в один из гвоздей, пронзивший щиколотку Фаустины, и изо всех сил потянул его на себя. Ему даже показалось, что гвоздь стал потихоньку выползать. Услышав его оптимистические возгласы, стражники стали дергать и за остальные гвозди. Однако хотя они и пытались не бередить раны Фаустины, эта задача оказалась почти невыполнимой, и графиня начала извиваться на гвоздях от причиняемой ей сильной боли.
Невольно оказавшись в стороне от активных действий, Хоакин смотрел то на дверь — откуда, как он надеялся, вот-вот должен был появиться стражник со столь нужными им клещами, — то на возившихся возле Фаустины людей, то на странное одеяние убитого им масона. Как и на масоне, которого стражники повалили на пол у входной двери, на нем был большой кусок ткани красного цвета и фартук, в центре которого было изображение пламенеющей звезды, окруженной большим количеством странных символов. Среди этих символов Тревелес разглядел буквы древнееврейского алфавита, угольники, извивающихся змей, глаза, весы и козла.
