Ознакомительная версия.
— Уж нет, — поднял царь злые глаза на князя. Он никогда не любил сравнений с бесноватым больным на голову Иваном Ужасным. Сам считал резню в Новгороде сумасшествием, а Ливонскую войну своего предшественника — провальной и плохо организованной кампанией. А тут… ему напоминают и про Новгород, и про провал в войне с Ливонским Орденом, ВКЛ и Швецией.
— Польза должна хоть какая-то быть! — оглядел всех царь. — Слышите? Не зря же я это все затевал? Мы должны руками и зубами хотя бы в Смоленск и Полоцк вцепиться и не отдать города сии! Вильну не уступить должны!
Увы, на очередных переговорах с Речью Посполитой, где на этот раз присутствовал Михал Казимир, царь пошел на огромные уступки королю Польши и Литвы: Алексей Михайлович готов был уступить не только Вильну, но и сам Смоленск, выплатив к тому же королевский долг конфедератам. Взамен царь просил признать себя государем всей Летгалии и той части Литвы, где все еще стояли его войска. Поляки были нескрываемо обрадованы, полагая, что условия царя-это почти победа. Но литвины во главе с Михалом были категорически против. За царем, пусть он и уступал Смоленск и даже Северщину, оставались значительные земли, откуда захватчики еще не успели уйти. Как и на сейме, между поляками и литвинами вспыхнули горячие споры.
— Условия самые оптимальные! — утверждали поляки. — Лучше, чем сейчас, не будет. Соглашайтесь!
— Мы намерены освобождать родную страну до конца и продолжим войну! — отвечал Михал, и все литвины поддерживали его.
Михал уже окончательно разочаровался в своем крестном отце и более не заступался за него. Готовый проливать кровь за Польшу и великого князя еще пару лет назад, Михал теперь рвался защищать лишь родную Литву, мечтал воссоединиться с Кмитичем и уже никуда не уходить от него. Михал потерял всяческий былой интерес к делам Костела и Польши, к дворцовым интригам при дворе Яна Казимира и его шустрой жены. Несвижский князь чувствовал полную разбитость и усталость после долгих лет упорных боев, потерь, улаживания сердечных дел и личных отношений с королем Богуслава, устал от всей этой осточертевшей дипломатии, балансирующей между интересами литвинской шляхты и Короной. «Я и так заплатил Польше большой кровью, — думал Михал, вспоминая шесть сотен гусар, погибших под Бялолукским лесом, — мне пора вернуться домой и думать о своих родных людях, близких и любимых. Пусть король живет как хочет». И даже наводящий ранее на Михала страх неуспокоенный дух Барбары Радзивилл, расхаживающий по ночам в стенах Несвижского замка, ныне казался князю милым и родным кусочком родного уголка, где он с удовольствием бы отдохнул от политики, от войны, от Яна Казимира и всех его французских наследников.
С полным безразличием несвижский ординат воспринял и назначение Михала Паца на пост Великого гетмана, пусть польную булаву еще недавно Михал рассчитывал получить сам. И если еще во время сейма молодой Радзивилл не рисковал говорить что-то дурное в адрес предполагаемого французского наследника на польский престол, то теперь открыто смеялся над этой «очередной королевской дуркой» и высказывался, как и Богуслав, за принца Ехана Фридриха Брауншвейгского-Люксембургского.
Михал сел на коня и, сославшись на усталость и болезнь, поехал к Богуславу в Крулевец, демонстративно игнорировав просьбу Яна Казимира двигаться в Укранию. Богуслав, согласно совету Михала, более года болтался в Пруссии и Курляндии, делая вид, что воюет со шведами. Он, как и советовал Михал, завел дневник, чтобы позже написать автобиографию. В дневник Богуслав заносил все свои «подвиги», лишь бы угодить Короне. Нет, с Яном Казимиром мириться особо не приходилось, ибо даже в самые кризисные моменты, когда оба родственника шли друг против друга с обнаженными саблями, под разными знаменами, отношения Богуслава и короля Польши, пожалуй, оставались ровными и дружескими. Мириться следовало в первую очередь с польской шляхтой, с Папой Римским.
«Захватил шанец около Либавы, — писал в дневнике Богуслав, — разбил две хоругви конного эскадрона шведов около Ма-ренги… 19 октября 1659 года комендант Грубины подписал со мной мир, прислав в качестве заложников капитанов Дугласа и Брагу…» Богуслав описывал факты, дорисовывая их какими-то якобы боями, захватами укреплений, пленением врагов… В шведской курляндской армии Богуслава хорошо знали, уважали, и договориться о какой-нибудь мелкой локальной победе Слуцкий князь мог с любым офицером Курляндии. Кому-то приходилось платить за «взятие шанца», кто-то уступал князю за провиант или же даже просто за спасибо. Конечно, в свой дневник Богуслав не записывал таких вещей, как подарок коменданту Грубины в виде польской кареты 1620 года и что «заложники» Дуглас и Брага на самом деле просто навестили его, договорившись о цене и сроке сдачи крепости. Сейчас Богуслав вернулся в Крулевец, где в отремонтированной золоченой карете повез Михала в лучшую в городе кофейню. Сидя за чашкой кофе, Михал рассказывал кузену новости, сообщил про Паца. Слуцкий князь был жутко расстроен назначением Паца и ругался всеми бранными словами.
— Этому кретину мало польной булавы! Он вновь пристает к моей Анну се! — возмущался Богуслав. — Он и его братец Криштоф просят у королевы ее руки, видимо, мерзавцы, рассчитывают на богатство Януша, царство ему небесное!
— Коща же твои личные дела с Аннусей завершатся свадьбой? — устало спрашивал Михал. — Тогда и Пац отстал бы от нее.
— Жду ответа от этого чертового Папы Римского! И вот в этот момент эти подлые Пацьг лезут со своими предложениями! Но я знаю, что делать! Хочу побыстрей списаться с Юрием Любо-мирским! Очень влиятельный шляхтич Короны. Пусть поможет отвадить этого извращенца. Любомирский мне точно поможет.
— Боже, — Михал покачал головой, — но пан Любомирский интриган из интриганов. К тому же он называл Яна Казимира королем-тираном. Чем он может тебе помочь? Вбить лишний клин между тобой и королем? Уж нет, Богусь. Тебе могут помочь только ты сам и Аннуся. Вы практически помолвлены. Если дело встанет из-за отказа Папы в блашсловлении, то поженитесь без него.
— Пожалуй, так и сделаю…
От кузена Михал отправился в Несвиж, чтобы привести в порядок замок да упасть в объятия любимой жены и таким путем отдохнуть от всех передряг и набраться новых сил. Ну, а Богуслав с небольшим войском по просьбе Яна Казимира двинулся освобождать столицу Княжества Вильну, куца поехал бы и по собственной воле. Ноябрьские тучи сгущались над захватчиками в этом политом кровью древнем городе. Стрельцы и ратники, засевшие в Вильне, уже давно почуяли, что близится их разгром. Проливать кровь за литвинскую столицу никто из них не желал. Никто кроме воеводы Мышецкого.
Ознакомительная версия.
