Ознакомительная версия.
– Уж не обвиняете ли вы меня?! – схватился за рапиру д’Артаньян. – Если намерены обвинять, то клянусь пером на шляпе гасконца…
– Спокойно, лейтенант, – властным голосом остановил его Гарден. – У вас уже была возможность хвататься за оружие.
– В самом деле, успокойтесь, не то, не будь я капитаном Стомвелем, – поддержал его командир обоза.
– Я не собираюсь обвинять в чем-либо ни вас, ни капитана, – окончательно охладил его гвардеец. – Все вы вели себя более или менее достойно.
– Именно так, – одобрительно пожевал ус капитан, прекрасно понимая, что Гарден оказался прав и что ссориться им сейчас нельзя. – Все мы, господа, вели себя достойно, – облегченно и в то же время воинственно осмотрел он своих солдат. – О чем я и доложу, как только обоз вернется в Париж.
– Но запомните, господа, – окончательно привел их всех в смятение Гарден, – воин, который не способен предположить то, что может предпринять его враг, ровным счетом ничего не стоит. Полководцем такому офицеру никогда не стать. – И, не давая д’Артаньяну времени для новой вспышки гнева, продолжал командовать. – А теперь, господа офицеры, прошу отослать своих солдат к обозу. Нам нужно остаться втроем, чтобы решить, как вести себя дальше.
Солдаты еще немного потоптались возле офицеров и, так и не дождавшись приказа капитана, разошлись. А один из подоспевших обозников сел на передок кареты посланника, приняв на себя обязанности кучера.
51
Оставшись одни, офицеры некоторое время угрюмо молчали. Капитан Стомвель, и особенно д’Артаньян, чувствовали себя неловко перед Гарденом. Все-таки в присутствии солдат. Такие обвинения.
– Ладно, что произошло, то произошло, – первым нарушил молчание Гарден, понимая, что окончательное примирение должно исходить от него. – Благодаря мужеству ваших солдат, капитан Стомвель, мы сумели вернуть карету целой и невредимой. Это позволит нам с мушкетерами продолжить свой путь. Только теперь уже быстрее. В первом же городе, который предстанет перед нами, мы отделимся от обоза и пойдем одни.
– Именно так, – снова засунул кончик уса в рот капитан. – Одни. Не можем же мы ради вашего возвращения вести в Париж весь обоз. Это я вам говорю, капитан Стомвель.
– Вы не поняли меня, капитан, – все также невозмутимо уточнил Гарден. – Мы не собираемся возвращаться. Наш кортеж пойдет к Польше. Только намного быстрее, чем мы могли двигаться в составе обоза.
Капитан и граф д’Артаньян удивленно переглянулись. Стомвель пожал плечами, демонстрируя полное непонимание того, о чем говорит лейтенант Гарден, однако от замечания воздержался.
– Позвольте, доблестный лейтенант, – вмешался д’Артаньян, поскольку именно ему предстояло составлять кортеж. – Объясните, какой смысл в нашей дальнейшей поездке? Монах, пардон, священник или кем он там был на самом деле, убит, письмо захвачено разбойниками.
– Странными разбойниками, которые из всех ценностей предпочли ничего не значащее для них письмо, – уточнил Гарден.
– Признаю: очень странными. Это я вам говорю, капитан Стомвель.
– Но даже если считать их более чем странными, – заметил д’Артаньян, – все равно нам придется с позором возвращаться в Париж.
– Ну, почему сразу в Париж? Да еще с позором? – мягко улыбнулся Гарден и направил коня к уже стоявшей на своем месте в обозе карете, передняя и задняя стенки которой были увенчаны гербом шведского короля.
– Вы, граф, уже могли бы и догадаться, что на самом деле монах-гонец, он же священник Оливеберг, он же Даниил Грек, он же шведский посланник – это я. А я стою перед вами живой и даже не ранен.
Услышав это, капитан Стомвель и лейтенант мушкетеров на какое-то время застыли с широко раскрытыми ртами. Несколько секунд они удивленно смотрели на Гардена, затем переглянулись и вновь уставились на него.
– И письмо, только настоящее, а не поддельное, вот оно, с двумя сургучными печатями, – достал он из-за борта своего кителя небольшой пакет.
– А то, которое оказалось в руках нападавших? – постепенно приободрялся капитан.
– Оно – всего лишь фальшивка. – Хотя и при тех же печатях. Эта фальшивка была изготовлена по моей просьбе, с учетом уже известного вам переодевания.
– Однако!.. – изумился капитан Стомвель. – Оказывается, мы сохранили и шведского посланника, и секретное письмо! Уж этого-то я предположить никак не мог.
– Как и я, – все еще неохотно процедил д’Артаньян, – клянусь пером на шляпе гасконца.
– Неужели все было продумано до таких мелочей?
– Причем кардинал Мазарини и принц де Конде, – вновь взял инициативу в свои руки лейтенант Гарден, он же Грек, – прямо заинтересованы в том, чтобы фальшивое письмо попало в руки того, кто стоит за наемниками. Если бы эти горлорезы не сумели захватить сейчас поддельное письмо и убить «посланника», они преследовали бы нас до самой Варшавы. Как видите, им пришлось бросить кость.
Стомвель и д’Артаньян вновь изумленно взглянули друг на друга. Сейчас они оба чувствовали себя идиотами.
– Простите, а кто же был тот человек, ну, кто выдавал себя?.. – почти заикаясь, спросил капитан.
– Человек, который, выдавая себя за священника и шведского посланника, пожертвовал жизнью, был сержантом королевской гвардии Жаком Нувелем. Да, сержантом Жаком Нувелем, прими, Господь, душу его прямо в рай, безо всякого суда и упреков за былые прегрешения.
Грек придержал коня и оглянулся. Д’Артаньян и капитан Стомвель остановились и все еще очумело смотрели ему вслед.
– Кстати, капитан Стомвель, вы не могли бы припомнить, с каких это пор офицеры королевских мушкетеров стали вызывать на дуэль монахов? – озорно поинтересовался Даниил Грек, обводя призывным взглядом собравшихся воинов.
– Ни одному из офицеров Франции и в голову такое не приходило, не будь я капитаном Стомвелем.
– Так убедите в этом известного вам лейтенанта мушкетеров. Ведь не хотите же вы, чтобы этот обладатель «пера на шляпе гасконца» стал посмешищем для всего Парижа.
– Он уже осознал свою ошибку и приносит свои извинения, – заверил его капитан.
– Тем не менее вплоть до самой Варшавы для вас и для всех обозников я по-прежнему буду оставаться гвардии лейтенантом Гарденом.
– Поскольку достойны этого, – заверил священника капитан.
Только теперь поняв, что же на самом деле произошло, д’Артаньян артистично снял шляпу и, с достоинством поклонившись, отсалютовал Даниилу Греку рапирой. Почти тот же кавалерийский реверанс, только более неуклюже, изобразил и располневший Стомвель.
– Невозмутимость и терпение, господа, – благословил их священник. – Всегда и во всем – невозмутимость и терпение. Иначе вам никогда не стать дипломатами. А теперь – в путь. Нас ждут в Варшаве.
Ознакомительная версия.
