— Спасибо, трибун, — глухо ответил Либон, глядя в пол. — Уже поздно. Как бы то ни было, Корнелия для меня умерла.
— Что? — Сабин не верил своим ушам. — Но почему?
— Она стала храмовой проституткой и продает свое тело первому встречному за горсть медяков, — звенящим от напряжения голосом сказал Либон. — Я ее ненавижу.
Он закрыл лицо руками и зарыдал.
Германик, выслушав просьбу цезаря и будучи горд оказанным ему доверием, немедленно начал готовиться к отъезду. Он со всей старательностью, присущей ему во всем, изучал самые разнообразные материалы по восточным провинциям, в которых никогда еще не был, подбирал надежных, верных людей для своей свиты, разрабатывал маршрут поездки.
Ему очень хотелось, чтобы вместе с Кассием Хереей его сопровождал и Публий Вителлий, но достойный патриций, извинившись, отказался:
— Прости, Германик, — сказал он с улыбкой, — но походная жизнь мне уже до смерти надоела. Хочу пожить в столице, где можно три раза в день принимать ванну, слушать поэтов и ораторов на Форуме, ходить в цирк и амфитеатр.
К тому же, я ведь уже не так молод и пора подумать о семье. Мне нужен наследник, которому я мог бы передать мое состояние. И как раз подвернулась одна подходящая девушка...
— Я слышал, — скривился Германик, — но ведь она, кажется, родственница Элия Сеяна.
— Ну и что? Да, Сеян не может похвастаться древностью рода, но зато он сейчас занимает очень высокую должность и уж дети его точно будут заседать в сенате. Нет, я не считаю мой предполагаемый союз с его племянницей каким-то мезальянсом.
Помнишь, что однажды в подобном случае ответил твой приемный отец, наш достойный цезарь? Когда он назначил на важный пост одного безродного человека и патриции подняли шум, говоря, что тот не имеет знатных предков, мудрый Тиберий резонно заметил:
— Ничего страшного. Он сам будет собственным знатным предком.
Поэтому, уж извини, я не покину столицу. Может быть потому, когда ты вернешься с Востока и опять, если пожелают Бога и цезарь, возглавишь Ренскую армию, я и присоединюсь к тебе, но не сейчас.
Германик с улыбкой обнял верного соратника. Ему было жаль, что Вителлий не поедет с ним, но он понимал друга. Что ж, пусть поступает, как знает. Ему виднее.
Зато его любимая жена Агриппина ни секунды не колебалась и категорически заявила, что будет сопровождать мужа.
— Опасности? — сказала она на его возражения. — Неудобства? Неужели в Сирии нам будем еще хуже, чем в Германии? Я пережила с тобой уже столько, что теперь меня трудно испугать. Нет, мой дорогой, я люблю тебя и ты меня не отговоришь.
Уцепившись за подол ее платья, маленький Гай, прозванный Калигулой, громко расплакался.
— И я хочу с папой!
В конце концов, Германику пришлось согласиться, что с ним поедут жена и младший сын. В глубине души он был только рад этому, все его сомнения были вызваны тревогой за безопасность близких.
И вот наступил день отплытия. В Остии стояла под парусами небольшая флотилия, чтобы сопровождать консула и приемного сына цезаря в его инспекционной поездке по восточным провинциям. Провожать Германика отправились представители сената и всех сословий, даже сам Тиберий собирался, но в последний момент слег с приступом ревматизма. Императрица Ливия выразила свое сожаление, но тоже не поехала и осталась с сыном.
До остийского порта Германика провожали его мать Антония — дочь Марка Антония и Октавии, сестры Божественного Августа, брат Клавдий и сестра Ливилла, жена Друза. Сам Друз к тому времени уже был на пути в Германию, чтобы принять командование Ренской армией.
Множество римлян и жителей провинций тоже приняли участие в проводах, а горожане Остии все до единого поспешили в порт. Народ очень любил Германика и громкими криками напутствовал его, желая удачи и скорейшего счастливого возвращения.
Жрецы без устали взмахивали ножами и молотками, лилась на алтари всевозможных Богов жертвенная кровь и вердикт гаруспиков и авгуров был однозначен: небожители благоволят Германику и окажут ему необходимое содействие в его миссии.
Наконец, прощание закончилось, взвыли трубы оркестра, на мачтах кораблей затрепетали цезарские флаги и эскадра двинулась в открытое море. Толпы людей на пристани махали руками и платками, а Германик, стоя на мостике флагмана, с улыбкой отвечал им.
Вскоре мачты кораблей скрылись за горизонтом и люди разошлись, чтобы приступить к своим повседневным делам.
* * *
Эскадра Германика двигалась тем же маршрутом, которым незадолго до нее прошла «Минерва», цезарская галера, с Марком Светонием Паулином и Гаем Валерием Сабином на борту.
Правда, теперь спешки не было и Германик, совмещая приятное с полезным, уделял много внимания новым местам, знакомясь с достопримечательностями и памятниками старины.
Так он на несколько дней задержался возле мыса Акция, где посетил храм Аполлона, выстроенный Августом в память о победе, и укрепления Антония, в которых его легионеры ждали, как же завершится морское сражение. Затем они, правда, все перешли на сторону победителя.
В дальнейшем бывший командующий Ренской армией навестил Фивы, разгромленные некогда войсками Александра Македонского, где осмотрел комнату, в которой родился Пиндар.
После этого путь его лежал на остров Лесбос, где Германик положил венок на могилу знаменитой поэтессы Сафо.
Здесь же, на Лесбосе, Агриппина, которая снова была беременна, родила дочку, получившую имя Юлии. Это был уже шестой ребенок Германика. Еще трое умерли в младенчестве.
Когда мать и дитя уже чувствовали себя нормально, плавание было возобновлено и суда двинулись на восток. Эскадра заходила в порты Илиона — легендарной, воспетой Гомером Трои — Византия и Халкедона, недалеко от которого находилась могила Ганнибала, заклятого и самого удачливого врага Рима. Удача эта, правда, не всегда сопутствовала великому карфагенскому полководцу.
Затем Германик продолжил плавание вдоль берегов Малой Азии, посещая все славные в истории города: Пергам, Смирну, Эфес, Милет. Здесь корабли резко развернулись и взяли курс на Афины.
В величайшем городе Греции Германик, который всегда испытывал благоговейный трепет перед культурой Эллады, продемонстрировал в очередной раз свою скромность и благородство.
У городских ворот он появился один, без эскорта ликторов и свиты сановников. Растроганные местные власти организовали в его честь грандиозный праздник, на котором Германик присутствовал в качестве почетного гостя, с благодарностью приняв приглашение.
В ответной речи он долго говорил о знаменитых афинских ораторах, поэтах, философах и полководцах я о том влиянии, которое они оказали на развитие мира вообще и римской Империи в частности.
