Танкисты и инструкторы соревновались во всем — от стрельбы по бутылкам до дружеских матчей по боксу. Перемирие заключалось, только когда курьерский поезд привозил французские журналы — L’Illustration и La Vie Parisienne. Из-за картинок с девушками велась бешеная торговля, особенно если попадались красивые — с декольте и чтоб ножки было видно.
В глубине души каждый терзался вопросами: «Что мы тут делаем? Кому мы вообще нужны?»
Физически Клим окреп — кормежка у англичан была отменная: какие хочешь консервы — от сгущенки до говядины в собственном соку; но все эти месяцы он скорее не жил, а терпел жизнь.
Все, что от него требовалось, — это переводить новости, командовать вновь нанятыми денщиками и помогать в мимолетных сердечных делах. Инструкторы бешено завидовали танкистам из-за Клима и то и дело просили его «в аренду». Прайд заламывал немыслимые цены:
— Пожалуй, ящик виски сойдет. Хотя можете принести мне новый самовар.
За время путешествия он собрал целую коллекцию русских самоваров; она хранилась в вагоне с боеприпасами — под усиленным надзором конвойных.
Инструкторы потешались над ним:
— Большевики рано или поздно взорвут наш поезд, и твои самовары, Прайд, разлетятся по округе. Русские запишут в хрониках: в тысяча девятьсот девятнадцатом году в небе наблюдалось удивительное явление — самоварный дождь.
Вечерами танкисты собирались в «салоне с камином». Клим пил вместе с ними, смеялся над сальными шутками и все смотрел на карту на стене: траурная линия железной дороги вела на юг — через Ростов и Екатеринодар до самого Новороссийска. А вдруг Нина сбежала от красных и все-таки добралась туда?
Хотя какой смысл себя обманывать? Ему никогда не найти жену. Если Нине несказанно повезло и Осип пощадил ее, если ее не убили и не ранили по дороге, она давно уехала из России. Куда — бог весть. Может, во Францию, а может, и нет. Она, в любом случае, думала, что Клим погиб, и не ждала его.
Сознание металось, как запертый зверь, билось о стены и не находило выхода.
— Э, да у тебя меланхолия, — говорил Прайд, заглядывая Климу в глаза. — Я видал такое на фронте. Давай кружку — я тебе рому плесну.
Клим зашел к Эдди в вагон-лазарет:
— Как ты?
Тот отложил газету.
— Вот, собственно, и всё… — произнес он и принялся насвистывать It’s a Long Way to Tipperary[42]. — Мы едем домой.
— В смысле? — не понял Клим.
Эдди протянул ему газету. Британский премьер-министр Ллойд Джордж в речи на банкете в лондонской ратуше заявил: «Мы не можем позволить себе продолжать такую дорогостоящую интервенцию в бесконечной Гражданской войне». Для ведения эффективных боевых действий Англия должна прислать в Россию четыреста тысяч солдат, что совершенно немыслимо. Рано или поздно красный режим падет, но генерал Деникин — это не тот лидер, который способен возглавить антибольшевистскую кампанию. Если бы за ним действительно стоял российский народ, большевики никогда бы не смогли его одолеть.
— Ерунда, конечно… — усмехнулся Эдди. — Как будто победа в бою — это что-то вроде голосования. Но теперь мы будем выступать исключительно в роли наблюдателей.
Известия о том, что Великобритания прекращает снабжение, повергла белых в ужас. Все чаще звучали призывы сменить старорежимного Деникина на блестящего кавалерийского генерала Врангеля. По всему Кавказу кипели политические страсти, кубанские казаки отказывались поддерживать добровольцев, если им не пообещают независимость.
Отступление превратилось в бегство. Англичане справляли Рождество посреди степи: паровоз встал. За окном насколько хватало глаз — шелковая белая равнина и бархатная звездная ночь. Камин растопили прикладами от сломанных винтовок; все по очереди вертели ручку фонаря-жужжалки. Праздничный банкет был скорее вечером воспоминаний:
— Моя мама делала телячий рубец с потрохами, — рассказывал капитан Прайд, вскрывая банку опостылевшей тушенки. — Мы так объедались, что едва могли ворочаться.
Эдди разлил виски по кружкам:
— А у нас подавали индейку. А еще яблочный и тыквенный пироги…
Говяжьи ребра, молодая картошка пяти сортов, йоркширский пудинг, который просто тает во рту…
— Джентльмены, заткнитесь, пожалуйста!
Но разговоры продолжались:
— Фаршированный гусь… Омлет с ветчиной…
Эдди поднял кружку:
— Помните, как мы пили за Рождество в Москве?
Лязгнула дверь и в салон вошел проводник.
— Паровоз починили, но мы не можем развести пары, — перевел Клим. — Начальник поезда просит всех помочь наполнить тендер снегом.
— Сейчас выпьем и придем, — отозвался капитан Прайд. — С праздником, джентльмены! Желаю вам приятного Рождества и счастливого тысяча девятьсот двадцатого года!
Все, кто мог стоять на ногах, до утра таскали снег — ведрами, сумками, плащ-палатками. Ведро снега таяло и превращалось в несколько чашек воды.
Поезд кое-как дотащился до Ростова. Подъездные пути были забиты, беженцы штурмом брали вагоны, надеясь уехать на юг.
Капитан Прайд расставил пулеметчиков и велел стрелять, если кто-нибудь попытается влезть в английский поезд.
Они с Климом до вечера колесили по разворошенному истеричному городу — никто не знал, где штаб, где командование; телеграф не работал — провода уже перерезали.
— Красные на подходе? — спросил Клим ошалевшего полковника, командующего погрузкой лошадей.
— Очнулись — да они с минуты на минуту тут будут!
Клим перевел его слова капитану. Прайд побелел:
— Нам нужен другой паровоз. На нашей развалюхе мы и десяти миль не протянем.
Вокруг депо ржавело целое кладбище издохших паровозов. Исправных нельзя было достать — ни за деньги, ни за посулы тушенки. Прайд вернулся к начальнику депо с солдатами и выстроил всех служащих у стены.
— Переведите, — велел он Климу, — если у меня не будет транспорта, я всех расстреляю.
— Да что я, рожу его, что ли?! — надрывался начальник депо.
Солдаты взяли карабины на изготовку.
— Капитан Прайд! Капитан Прайд! — По шпалам мчался один из инструкторов. — У нас есть маневренный паровоз! Мы встретили наших из ростовской миссии: они эвакуируются и берут нас с собой! Но в поезде только два вагона — паровоз больше не тянет.
Прайд велел бросить всё — танки, арсенал, свои ненаглядные самовары…
— Будем спасать людей.
Обслуживающий персонал тоже было решено оставить.
