Алексей Войтешик - Свод (СИ)

Синие глаза Ёзефа с немым укором уставились в хмурое, непогожее небо, а на его лице медленно таяла былая маска снисходительной улыбки превосходства.

Стоявшие вокруг люди замерли в оцепенении. До того момента, пока кто-либо из них додумался схватиться за оружие, на земле бездыханно лежали уже четверо, …шестеро.

Чужак словно обезумел. Он решительно пошёл к дому, с лёгкостью, словно капустные кочаны, срубая на ходу налево и направо людские головы.

Знай русский сотник, находившийся в это время в здании о том, что его сотня не досчитывается уже целой дюжины бойцов, думается, он отнёсся бы с должным вниманием к сообщению о том, что во дворе появился какой-то умалишённый с саблей. А так, не придав этому никакого значения, он только усмехнулся, да отправил запыхавшегося посыльного обратно с приказом: «приколоть дурака да повесить у ворот».

На ступеньках у входа в замок Свода задержали двое. Эти, в отличие от встречавшихся ему ранее, очень неплохо умели обращаться со своим оружием, да и с тактикой боя были знакомы не понаслышке. Ричи стал отходить. Его целенаправленно вгоняли в угол.

Спасение пришло справа. Оттуда, пытаясь непременно тыкнуть в грудь своего противника отточенными сулицами[195], навалились какие-то неучи. Свод просто поднырнул к ним под копья и тут же замертво положил на землю сразу троих. Путь к отступлению был открыт, но вот беда, у Ричи не было задачи отступать.

Теперь он ясно понимал, что ничего общего с карой правосудия этот разношёрстный сброд, грабящий панский замок не имеет, и входящему в боевой ритм пирату теперь оставалась только главное — найти Войну, живого или мёртвого.

На порог замка выбежал какой-то крепкий телом вояка в красном кафтане с обшитым  галуном лацканом. Он что-то отчаянно крикнул толпящимся вокруг Свода людям, показывая жестами, как следует обойти его и прикончить. Что тут поделаешь, к жарким словам военного они были глухи и жесты опытного мастера читали с трудом. В отличие от них, Ричи имел опыт в части чтения подобных жестов, а потому пока противники перегруппировывались, он исхитрился убить ещё двоих.

Вот зазевался ещё один, ещё, ещё, а вот стразу двое не разобрались кому нападать первым. …Все они бездыханно легли на землю под тяжестью смертельных ран.

«Удар! — ликовал про себя Ричи. — Другой! И вот так! Хо-го, парни, отнимайте ещё…! Ну, — судорожно рассуждал он, ловко вывёртываясь и из повторного кольца окружения, — это ненадолго. Скоро они сообразят, что перед ними не столичный сибарит[196]и тогда меня окружат те, кто хорошо умеет обращаться с оружием. Наверняка, есть тут и такие, и тогда, …тогда мне придётся плохо».

Свод сморщился от боли. Давая волю мыслям, он значительно потерял в реакции, и один из тех двоих, которых он только что отправил к праотцам, перед тем, как получить смертельный удар, умудрился-таки полоснуть его по спине.

В районе правой лопатки отдалось неприятной прохладой, значит, на самом деле зацепили серьёзно. Взбешённый Ричи тут же бросился мстить за собственную пролитую кровь и легко приговорил ещё одного панского грабителя, прежде чем многолюдное кольцо стало расширяться и отступать. Судя по всему, кто-то из командиров дал им приказ опустить оружие.

Бой прекратился. Ошарашенные расхитители панского добра с горечью взирали на остывающие трупы едва ли не четвёртой части своего разношёрстного войска. «Да разве ж может человек так драться?» — спрашивали они себя.

Меж тем с высокого порога замка к кольцу своих людей медленно спустился Простов. Он видел только половину схватки, но и того ему хватило, чтобы убедиться в том, что тот, о ком ему сообщили как о полоумном, обращается с саблей как сам бог. О чём тут говорить? Умалишённый не смог бы так легко менять в нападении руки и так же, без особых усилий чередовать целые каскады вольт[197], о которых царский сотник даже не слышал.

— Кто ты…? — Едва только, расступилось кольцо бойцов, стараясь говорить, как можно твёрже, спросил Простов. — Чего тебе надо, чёртов рубака, — выругался Степан, тихо прикидывая в уме, что далеко не запредельными видимыми стараниями пришлого, его боевая сотня сократилась на целую четверть. — Это сколько ж ты людей положил? И всё неведомо за что…

Незнакомец внимательно вслушивался в слова сотника и молчал. Тогда Степан не удержался и дал волю чувствам:

— Я тебя спрашиваю, …за что хлопцев порубил?!

Фигура чужака была напряжена:

— Мней треба пан Война. — Сухо ответил он.

Простов, услышав чужую речь, тут же поостыл и насторожился:

— Ты, из каких краёв, парень?

— Мени треба пан Война, — упрямо талдычил иностранец.

— Да ускакал твой Война, понимаешь? Да и тебе бы самое время за ним, …да куда ж теперь…? — Степан окинул тяжёлым взглядом панский двор, заваленный трупами его людей. А вы! — Рявкнул вдруг Простов на потупившихся бойцов своей сотни, обступивших чужака кольцом, — ну, дурачьё, надо же? Хо-ро-ши-и. Неужели трудно было сообразить, что перед вами не пахарь бородатый, только-только от сохи? Отошли бы, да и утыкали бы как ежа этого молодца из луков!

— Пазови да мней пан Война, — уже куда как злее и менее сдержанно в который раз повторил незнакомец.

Степан набычился:

— Кончить тебя, — хмуро сказал он, себе под нос, — и дело с концом. Где Базыль? Хмы-ы-за!

— Зарубил он его, — отозвался кто-то из-за спины, — во-он лежит под Стёпкой Кривай…

— Война!!! — вскричал вдруг иностранец и, окончательно потеряв терпение, снова бросился в драку. — Мистер Война!!! — Вопил он, обращаясь к панским окнам.

Вторя ему, весь двор наполнился рёвом. Простов, видя, как испуганно шарахались в стороны от чужака его вояки, выхватил саблю и ринулся на него с тыла. Ещё шаг-два и будет совсем несложно дотянуться со спины до разрубленного, окровавленного кафтана немца, но!

— Что за…, — только и успел подумать Степан.

Незнакомец резко развернулся и в один выпад прошил широкую грудь русского сотника. Удар пришёлся прямо в сердце. Простов бездыханно рухнул под ноги тех, кто до сих пор ещё не решались вступить в бой, и шли следом за своим командиром.

Свод почувствовал, как сразу в нескольких местах тупо ударило болью. Какой-то белый туман поплыл у него перед глазами и тут же, словно жар прогоревшего костра дохнул в лицо. Руки налились такой страшной силой, что сердце, не готовое к этому, отдалось в животе позывом тошноты. Ричи упёрся грудью в направленные на него странные длинные копья, на конце которых были прикованы заострённые топоры с лезвиями полумесяцем. Он никогда не видел такого странного оружия, но верно рассчитал, что эти шипы слишком тупы для прямого удара без усилия, тычком. Шаг назад, нырок …кровь, крики, трупы. Ему снова удалось уйти.